Зубцы цитадели возвышались над лиственным пологом; окно наверху мерцало оранжевым светом — наверно, там горел камин. Чтобы не сбиться с пути, Дэнни пошел напрямик, на оранжевое мерцание, продираясь сквозь какие-то кусты, спотыкаясь о корни и камни. В сандалиях он хромал еще сильнее, а всякий раз, когда босые пальцы соприкасались с чем-то влажным и холодным, вздрагивал от омерзения. И как он раньше умудрялся ходить в такой обуви? Все равно что босиком.
Но он по-прежнему чувствовал себя хорошо. Даже слишком хорошо. Не то чтобы ему это не нравилось — кому не нравится хорошее самочувствие? — но он никак не мог до конца поверить, что такие перемены возможны. Выходило, что он слишком легко отделался, и от этого на душе становилось как-то тревожно. А когда на душе тревожно, человек, даже при идеальном самочувствии, все равно ждет, что случится нехорошее.
Дохромав до цитадели, Дэнни ощупью, держась одной рукой за камни, пробрался вдоль стены к тем деревьям, под которыми разговаривали недавно Анна с Миком, и тут же заметил свой счастливый ботинок. Он преспокойно стоял на самом видном месте, словно дожидаясь хозяина. Слишком легко! Подняв ботинок с земли, Дэнни заглянул внутрь, поднес его к лицу и ощутил милый крепкий запах кожи. Много лет назад, когда он еще только купил эти ботинки, он каждый вечер ставил их рядом со своей кроватью, и последним запахом, который он вдыхал в себя перед сном, и первым после пробуждения был запах их кожи. Казалось бы, со временем он должен был выветриться — но не выветривался. Даже сейчас, спустя восемнадцать лет, от ботинок по-прежнему исходил тот же крепкий терпкий запах, чему Дэнни немало удивлялся и иногда даже сомневался: а не мерещится ли ему?
Сняв левую сандалию, он натянул ботинок прямо на голую ногу. В результате правая больная нога сразу стала сантиметра на три-четыре короче левой, и, приступая к поискам второго ботинка, Дэнни хромал уже гораздо сильнее. Он методично обшарил все от основания башни до большого дерева, под которым стояли Анна и Мик. Он проверил заросли по обе стороны от башни, направляя фонарик даже туда, куда ботинок никаким мыслимым образом отскочить не мог. Увы! Время от времени Дэнни оглядывался на окно, вычисляя возможные траектории полета ботинка. Лишь задрав голову в пятый или шестой раз, он заметил в злополучном окне что-то темное, торчащее углом с каменного откоса. Направил слабый луч фонарика вверх, прищурился.
Так и есть. Его правый ботинок.
Дэнни попытался сбить его камнем, но промахнулся. Швырнул второй камень, вслед ему третий, побольше, — на этот раз камень как будто чиркнул по коже, но ботинок продолжал торчать: наверно, за что-то зацепился. Дэнни нашарил на земле отломанную ветку и запустил в темноту. Звякнуло стекло, Дэнни замер, ожидая, что сейчас зазвенят осколки и послышится скрежещущий голос баронессы. Но пронесло. Наверно, она назло ему закрыла окно на щеколду, оставив ботинок красоваться наверху. А может, она его просто не разглядела, роста не хватило. В любом случае сбить его теперь можно было только увесистым камнем. Но от увесистого камня, скорее всего, вылетит и стекло, а из окна высунется баронесса. Нет уж, спасибо. Лучше он придет завтра, с лестницей и шестом.
В конце концов Дэнни подобрал снятую сандалию и двинулся обратно, в ботинке на левой ноге и сандалии на правой. Учитывая, что колено по-прежнему болело, а ноги были теперь разной длины, прогулка по саду не доставляла ему особого удовольствия; но когда он не пытался идти
Луну окончательно затянуло тучами, в воздухе повисло ожидание грозы. Земля мягко пружинила под ногами. Когда Дэнни светил вверх, луч фонарика выхватывал из черноты фрагменты веток и веточек, которые выстраивались в аккуратный тоннель. Ночной сад, полный живых существ, почти физически давил на Дэнни и от этого казался ему мертвым и пустым.
Проковыляв таким манером пару минут, Дэнни замедлил шаг. А куда он, собственно, так спешит? Обратно в свою комнату? Но его и так уже преследовало ощущение, что он пробыл там безвылазно несколько месяцев. В башню? В башне баронесса. К пролому в стене? Пролом далеко, вряд ли он до него доковыляет; да и как карабкаться по камням, когда одна нога в ботинке, другая в сандалии, а долбаное колено не сгибается?
Некуда ему спешить, понял Дэнни, и его хорошее самочувствие мало-помалу стало улетучиваться.
Когда он остановился, листья под ногами перестали шуршать, но в кустах совсем рядом что-то хрустнуло. Дэнни замер на месте, прислушиваясь. Наверху ветер поскрипывал ветвями, иногда с разных сторон доносились мелкие неясные шорохи. Птицы? Мыши? Возможно, но не только. Было еще что-то. Или кто-то. Как только Дэнни делал шаг, звук слышался снова.
Страх, как конденсат, холодными каплями оседал в груди.
Сердце гулко колотилось, в крови накапливался адреналин. Дэнни захромал дальше, стараясь идти как можно быстрее, но быстро все равно не получалось. Снять ботинок и надеть вместо него сандалию? Нет, нет, только не останавливаться. И не расставаться с левым счастливым ботинком.
Мелькнула мысль о бассейне. Там кругом хотя бы открытое пространство, там можно будет оглядеться. Всегда полезно знать, с кем имеешь дело. А еще на дне бассейна покоилась спутниковая тарелка. Рядом с ней, почему-то казалось Дэнни, ему будет спокойнее.
Как только появилась цель, стало чуть легче. Припадая на одну ногу, Дэнни двигался в сторону бассейна — если, конечно, он правильно определил направление. Он нарочно производил как можно больше шума, чтобы не слышать пугающих звуков. Но это не помогало, его преследователь или преследователи не отставали и продвигались сквозь черные заросли с той же скоростью, что и он сам. Дэнни было жутко и странно, он словно наблюдал за собой со стороны: вот он ковыляет по одичалому саду, спотыкаясь о гнилые коряги, — хромой, разноногий, беззащитные пальцы правой ноги неестественно белеют в темноте, голова разбита, за спиной замок, полный незнакомых людей, и все это происходит в стране, названия которой он не знает. И деться ему отсюда некуда. И выбора нет. А еще точнее, ничего у него нет, иначе как бы его угораздило вляпаться в такое?
Опять потянуло холодом. Дэнни начал вслух повторять себе:
Вот так незаметно и вползает червь. Лишь однажды позволишь себе подумать лишнее, а он уже внутри тебя, уже жрет. И не остановится, пока не сожрет все. Ты всего лишь представил себя слабым и беззащитным — и готово, вот ты и есть слабый и беззащитный, и рано или поздно это станет ясно всем. Дэнни не раз видел, как червь пожирал людей. Точно так же, как годы пожирают этот замок: вгрызаются в потолки и стены, прокладывают ходы под полом. Казалось бы, вот коридор, только что отреставрированный — блестят лакированные двери, горят электрические канделябры, — а внизу под новенькими половицами все источено насквозь, живого места не осталось.
Он угадал близость бассейна, еще не доковыляв до кипарисов: смрадный ветер ударил в нос и растрепал волосы. Дэнни невольно замер, ощутив этот нехороший ветер на лице и вслушиваясь в нехороший, скрипучий, скребущий звук внутри кипарисовой изгороди. Звук, от которого кожа на его черепе натянулась, бинты с прилипшими к ним волосами сдвинулись с места, а сердце заколотилось о ребра, как таран. Дэнни окаменел, двигались одни глаза. Нет, он не побежит, не побежит ни за что.
Он сунул руку в карман — за телефоном. Что-то внутри Дэнни требовало немедленно установить связь, все равно с кем, и было глухо к голосу здравого смысла (который говорил, в частности, что телефона в кармане нет). Это что-то застряло в черепной коробке, и ему было некуда деться и не к чему прикрепиться. Рука Дэнни так резко дернулась в глубь кармана, что ткань прорвалась под ногтями; но телефона все равно не было. И тогда острие, засевшее в голове и нацеленное наружу, развернулось на сто восемьдесят градусов, внутрь мозга — и тут же проснулась головная боль.
Отыскав проход и протиснувшись между кипарисами, Дэнни наконец увидел бассейн: круглый, черный, безмолвный. Бассейн воображения. Правда, в темноте можно было подумать, что он черный просто оттого, что ночь, а не сам по себе. Поднявшийся ветер гнал сухие листья по мраморным плитам. Свет, идущий непонятно откуда, — с неба? — отражаясь от белого квадрата отчищенного мрамора с противоположной стороны, создавал над бассейном легкий ореол, как после снегопада. Оказавшись на
