Цитадель

Дэнни жалобно вскрикнул и открыл глаза. Он стоял на краю бассейна. В бассейне снова была вода, и на ее поверхности плясали дождевые капли, тысячи дождевых капель. Капли стекали с волос Дэнни на лицо. И когда выяснилось, что все нормально, что это просто дождь, снова заговорил голос здравого смысла, который давно уже молчал, заглушённый ужасом. Видишь, все это был сон, и Ховард тоже. Только то, что ты видишь сейчас, настоящее. Вот дождь. Вот бассейн. Больше ничего нет.

Загромыхал гром, молния прорезала небо, тиски страха снова сжались, и Дэнни побежал. Он бежал напролом, продираясь вслепую сквозь кипарисы, подныривая под нависающие ветки, наступая на сучья, которые отскакивали ему в лицо. Запнувшись за корень, он растянулся плашмя, и рот тут же наполнился медным земляным вкусом. Дождь хлестал, намокшие бинты отяжелели, вода с них заливалась Дэнни в нос и в глаза, он задыхался. Но продолжал бежать, пусть в этом не было уже никакого смысла. Каждой клеточкой он чувствовал, что бежать бессмысленно, но он бежал, не мог остановиться, потому что было страшно. В нем боролись два начала: одно здравомыслящее, другое напуганное до смерти, до полной потери разума — такая борьба знакома многим из нас. Хотя, конечно, в жизни все совсем не так, как я тут описываю, внутренние голоса говорят не по очереди, а одновременно, и все запутывается и затягивается в тугой узел. И так оно и происходило сейчас у Дэнни в голове:

Он специально вызвал меня сюда, чтобы мучить. Чтобы отомстить.

Не верь. Это червь.

Он меня ненавидит.

Ты открываешься, ты впускаешь червя.

Хочет меня уничтожить.

Возьми себя в руки. Пока червь снаружи, у тебя есть шанс.

Он нарочно все это подстроил, чтобы у меня помутился рассудок.

Дерьмо, бред собачий. Если ты свихнулся, никто в этом не виноват. Никто, кроме тебя.

Это все он, с самого начала он. Может, и мое падение из окна — его рук дело.

Ты порешь чушь и прекрасно это понимаешь.

Я попался, мой мозг поврежден, и уже начался затяжной сон.

Это червь.

Студенты с ним заодно.

Червь.

И Мик с Анной тоже.

Ты сам тащишь своего червя внутрь. Ты, никто другой.

Бежать отсюда, скорее.

Что это изменит?

Нет, бежать, бежать! На самолет и в Нью-Йорк. Только бы выбраться живым.

Некуда тебе бежать, Дэнни. Червь внутри тебя. Он в тебе.

Помогите.

Никто не поможет, выбирайся сам.

Помогите, помогите! — выкрикивал Дэнни в темноту, спотыкаясь, но продолжая бежать под потоками дождя.

Глава двенадцатая

Дэнни выбрался через пролом в стене — тот самый, на который он поднимался в первую ночь, чтобы оглядеться. Наверняка существовали и другие способы покинуть замок, но о них пришлось бы кого-то расспрашивать, а Дэнни не собирался извещать Ховарда о своем отъезде.

Почти все вещи пришлось оставить. С ними было бы, во-первых, сложнее, во-вторых, сразу всем все ясно. Поэтому, когда на следующий день он вышел из своей комнаты, его одежда была по-прежнему рассована по ящикам средневекового комода, а выпотрошенный «самсонайт» стоял в шкафу. Дэнни взял с собой лишь рюкзачок, в котором лежали трое трусов, две свежие рубашки, дезодорант, зубная щетка с пастой, пена для волос (это уж явно для лучших времен, пока что голова у него была в бинтах) и носки. В кармане куртки, кроме того, лежали паспорт, триста баксов наличными и последняя кредитка, на которой оставалось еще с полсотни. Все это вместе, по расчетам Дэнни, должно было каким-то образом помочь ему добраться до Нью-Йорка.

Тут потребуются кое-какие пояснения, поскольку прошло уже довольно много часов с тех пор, как Дэнни бежал под дождем, и кому-то, возможно, захочется узнать: (1) был ли он на самом деле в ночном саду или все это ему приснилось; (2) виделся ли он с Ховардом, после того как вернулся — наяву или во сне — в свою комнату; (3) которое из двух начал победило в споре: винившее во всем Ховарда или винившее червя. Конечно, желательно было бы ответить на все эти вопросы как-нибудь незаметно и сообщить требуемые сведения так, чтобы читатель даже не успел проследить, откуда что взялось, — но не уверен, что у меня получится. Поэтому я просто попробую ввернуть ответы в более или менее подходящий момент.

Проходя по коридору между рядами электрических свечей, Дэнни старался не ковылять, а идти нормально — на случай, если его кто увидит. Правда, был полдень, то есть время, когда народ в основном крутился около кухни: Ховард все утро стряпал там что-то томатно-чесночное, и по замку уже расплывались соблазнительные ароматы. [Ответ номер один. Если и приснилось, то не все, поскольку наутро единственная оставшаяся у Дэнни пара обуви состояла из левого ботинка и правой сандалии — левую он, вероятно, обронил на бегу, — из чего следовало, что ночью он все-таки был в саду, а не в своей постели. А также что Ховард не сидел у изголовья Дэнни и не нашептывал ему на ухо всякие гадости. Однако с точки зрения Дэнни это открытие ничего не меняло. Потому что если, скажем, человеку приснилось, что он трахал свою знакомую, то после этого он и наяву смотрит на нее уже другими глазами. Так и Дэнни смотрел теперь на Ховарда по-новому. Он вдруг словно прозрел и понял то, что должен был понять с самого начала: все не так просто. Ховард притащил Дэнни сюда вовсе не потому, что он такой добренький, — черта с два, тут что-то совсем, совсем другое.]

Дойдя до большого зеркала в золоченой раме, Дэнни отвернулся, чтобы не видеть своего отражения. Сандалия была надета на носок (не хотелось опять вляпаться голыми пальцами в какую-нибудь дрянь), а он терпеть не мог сандалии с носками. Он считал всех докатившихся до такого сочетания бездарными неудачниками и, в общем, не горел желанием поймать в зеркале отражение такого неудачника. Не говоря уж о том, что он рисковал при этом увидеть выше шеи. Ничего хорошего, если судить по недавнему выражению лица Ховарда. [Ответ номер два. Ховард зашел в комнату утром около шести, и с ним человечек с бородкой, который до этого делал Дэнни укол. Дэнни не спал. Ховард улыбнулся ему с порога, но улыбка тут же сползла с его лица, он бросился к кровати.

Ховард: Что за… Черт, что тут такое произошло?

Дэнни: Ничего.

Ховард: Как ничего, как ничего, когда у тебя вся рожа разодрана!

Не знай Дэнни того, что он теперь знал — Ховард заманил его в замок, чтобы довести до безумия, — он принял бы весь этот спектакль за чистую монету. Потому что Ховард, надо отдать ему должное, изображал беспокойство очень натурально. (Ответ номер три — прошу прощения, что приходится вставлять его в середину номера второго, но больше некуда. Спор на два голоса о том, кто главный враг, Ховард или червь, продолжался у Дэнни в мозгу еще долго и проходил примерно так:

Ховард.

Червь.

Ховард.

Червь.

Пока в какой-то безумный момент два голоса не слились в один: Ховард, червь, Ховард, червь, Ховард, червь, а потом в одно бесконечно длинное слово: Ховардчервьховардчервьховардчервь… И в этом слове Дэнни наконец усмотрел ответ: дело не в том, Ховард или червь; а в том, что