окном взад-вперед тщетно пытаясь понять, что происходит там внутри. Наконец, когда злоба и беспокойство мои дошли до предела, я увидел Бакалаврина.
Миша, мрачно сопя, влез на подоконник и тяжело спрыгнул ко мне.
— Вы что, обалдели там все? — набросился я на него. — Где остальные?
— Какие еще остальные? — поморщился Миша. — Там никого нет.
Он хотел было уйти, но я сгреб его за грудки и тряхнул изо всех сил.
— Ты что несешь, Бакалаврин? Где Алина, я тебя спрашиваю?!
— Не ори, идиот! — Бакалаврин отпихнул меня к стене. — Без тебя тошно! Нет никакой Алины. Неужели ты не понял, ЧТО мы сожгли? Рукопись, парень, это ведь не просто пачка бумаги, вместе с ней еще кое-что сгорает… Да, впрочем, тебе ни к чему. Пусти!
Он сердито рванулся и, освободившись от меня, свернул за угол и исчез.
Некоторое время я стоял, тупо глядя ему вслед, затем перевел взгляд на окно. Пелена дыма стала прозрачной, комната понемногу проветривалась.
«Что это он тут нагородил? — подумал я сквозь неотвязный шум в голове. — Ничего такого быть не может. Ведь не спал же я, в самом деле!»
Но за окном по-прежнему было тихо.
Не стану описывать, каких усилий и мук стоило мне одно восхождение в каминный зал. Я должен был совершить это, чтобы убедиться в здравости собственного рассудка. Но зал был пуст, камин погашен, пепел перемешан, дым рассеялся. Исчезли даже стаканы и тарелки — ничто не указывало на состоявшееся здесь застолье.
«А может быть, и в самом деле ничего не было? — думал я, снова ковыляя вдоль наружной стены „Флогистона“. — Может быть, перед тем, как сжечь рукописи, Бакалаврин просто прочитал мне по отрывочку из своих произведений, вот и — вообразил я себе спьяну Фому да Ерему, колдунью Алину и всех прочих… Не зря же говорят: зримый образ. Вот и узрел».
Влезть в какое-нибудь окно я уже не мог и обходил бастионы один за другим, пока, наконец, мне не посчастливилось наткнуться на центральный вход. Дверь, опять же на мое счастье, оказалась не заперта, и я вошел в холл. Дежурная администраторша встретила меня сонным взглядом и миролюбиво произнесла:
— Соседа ходили провожать?
— Соседа? — переспросил я, пытаясь собраться с мыслями.
— Ну да. Нижний из шестого выехал. Вот только что такси отъехало. Вы же в шестом?
Я глянул сквозь стеклянную дверь и в дальнем конце аллеи действительно увидел красный огонек, мелькнувший в последний раз. Бакалаврин уехал…
В номере было пусто и холодно, за окном нехотя занимался рассвет. Лягу спать, подумал я. Смертельно устал, ногу вывихнул, а сегодня начинается наш семинар, надо будет работать.
С трудом поднявшись к себе в мансарду, я начал было раздеваться, как вдруг из кармана выпала газета.
«Это же последнее произведение Бакалаврина! Ну-ка, ну-ка!»…
Я развернул газету, нашел Мишину фамилию и стал читать:
«Гостиница носила звучное, пожалуй, ярковатое даже имя „Флогистон“»…
