такое, в какое одеваются вдовы и сироты, чтобы оградить себя от мужских ухаживаний. Гэйнор вообще любила черное, хотя подозревала, что оно ей не очень идет. Зато подходит к чему угодно, а ночью легко сливается с полумраком баров и гостиных. В самом ужасном ее кошмаре ей снилось, что она входит в огромный зал, полный народа. Люди перешептываются и смотрят на нее, и она вдруг понимает, что одета в ярко–красное. На Хью был угольно–черный пиджак, волосы он зачесал назад, открыв узкий лоб. Городская бледность его лица совсем не вязалась с внешностью деревенского сквайра. По натуре он был весельчаком и повесой, но стрессовая, волчья атмосфера Сити сделала его агрессивным, порой напыщенным субъектом, вечно жалующимся на непонятость. Гэйнор подумала, что самое лучшее для него — рано уйти на пенсию и перебраться в деревню с двумя–тремя псами, желательно лабрадорами, которые всегда поймут его, что бы он ни сделал.
Хью отличался от большинства людей, утверждающих, что их работа абсолютно конфиденциальна: стоило ему начать говорить, как шлюзы открылись, и он обрушил на Гэйнор поток ненужной и неинтересной ей информации. Судя по всему, он был торговым банкиром. Гэйнор же интересовала деятельность банкира инвестиционного. Только после нескольких безуспешных попыток ей удалось сбить Хью с любимого конька.
— Вот на прошлой неделе я занимался с одной бразильской лесоперерабатывающей компанией. В Бразилии очень большие леса. Конечно, мы не хотим напрочь вырубать их сельву, но лес должен отрабатывать вложенные в него деньги.
«Что значит отрабатывать? — подумала Гэйнор. — Это же лес, а не нерадивый служащий». Направив Хью в более или менее нужное русло, Гэйнор уяснила, что инвестиционные банкиры просто советуют своим клиентам, куда выгодно вкладывать деньги, а иногда, хотя и нечасто, вкладывают собственные средства банка. Такие банкиры должны быть очень проницательными и уметь предсказать, где будут самые крупные дивиденды, какие акции неустойчивы, будет ли рынок расти или падать, какие компании утонут вместе с ним, а какие выплывут с приливом.
— Они хитрые мерзавцы, — нехотя признал Хью. Конечно, свою специальность он ценил куда выше. — Если они попадают в точку, то могут сделать тебе состояние. А если ошибаются, ты теряешь миллионы. Или даже больше. Вот взять, например…
— А что тогда бывает с банкиром? — перебила его Гэйнор.
— Это подрывает его репутацию. Для бизнеса это ужасно.
— Но он не должен платить компенсацию или что–то в этом роде?
— Бог мой, нет, конечно.
Понимая, что сейчас ее снова могут увести в сторону, пустившись в рассуждения о неэффективности использования леса или безалаберности высшего банковского руководства, Гэйнор перешла к объяснению сути своей проблемы:
— Ты знаешь Каспара Валгрима?
— Господи, конечно, знаю. — Кажется, Хью не мог ответить ни да, ни нет, не заручившись божественной поддержкой. — Его банк, «Шиндлер Волпон», известен как «Ковчег Шиндлера», с тех пор как они занялись биотехнологиями. Знаешь, все эти штучки типа более крупных и сочных томатов или даже более крупных и сочных коров, более зеленого лука и тому подобное. Теперь они занимаются расшифровкой генного кода. Они и в другие сферы лезут, но это их специальность. Каспар Валгрим — их гений: он знает всю подноготную каждого ученого в каждой компании и может точно сказать, изобретут ли они лекарство от рака через десять лет и искусственного ребенка через двадцать или нет. На мой взгляд, немного рискованно, но именно здесь сейчас крутятся самые большие деньги — зарабатывают на всяких медицинских диковинках и выращивании поколения длинноногих супермоделей с мозгами Эйнштейна. Лично я предпочитаю, чтобы мои женщины были ниже ростом и миниатюрнее. — Хью плотоядно улыбнулся. — Как тебе понравилась черная треска?
— Она великолепна. — Рыба действительно оказалась на удивление вкусной.
— Отлично. Я знал, что тебе понравится. Рад видеть тебя. Так с чего вдруг ты заинтересовалась мудрым Валгримом?
— Его так называют? — спросила Гэйнор, втайне потешаясь.
— Говорят, у него есть шестое чувство. Хитер, как черт. Он подбирает маленькую компанию с одной–единственной лабораторией и парочкой выпускников университета, и, глядишь, через год они уже клонируют и пересаживают внутренние органы.
«Если, как считает Ферн, у Люка есть Дар, — размышляла Гэйнор, — может, и его отец обладает им?
Интересно, можно ли использовать этот Дар в финансовой сфере?»
— Что он из себя представляет? — спросила она. — Как человек, я имею в виду.
— Я его всего один раз видел. Он стал легендой в Сити, но вовсе не благодаря своим человеческим качествам. Знаешь, эдакая неприметная серая мышь. Никогда не показывает своих эмоций; может, у него их и нет. Монолит. Жена умерла давно, и вроде бы никто ее место не занял. Он, должно быть, женился очень рано, возможно, из–за того, что девушка забеременела, ведь ему еще нет пятидесяти, а у него сын лет тридцати с чем–то. Еще есть дочь, которая почти все время проводит в дорогих клиниках, лечась от алкоголизма и наркомании. Но, кажется, папашу это не сильно волнует: он в состоянии оплатить эти счета. Хотя… кто его знает. Так каким боком с ним связан твой друг?
— Мой друг? О… да… ну… — Гэйнор не удержалась от соблазна и подколола Хью: — Боюсь, это строго конфиденциально.
— Ну вот, так не честно. Я же рассказал тебе все. Давай выкладывай.
— На самом деле мой друг знаком с его сыном, — призналась Гэйнор. — С Лукасом…
— С ним я тоже встречался. Говорят, способный парень. Не то что его сестра. Но себе на уме — с таким никогда не знаешь, что он выкинет. Надеюсь, «твой друг» — это не ты сама? Во всех старых детективах леди никогда не говорит, что ее шантажируют или что у нее роман, она всегда ссылается на «своего друга».
— Нет, — заверила его Гэйнор. — У меня действительно есть друг. Даже несколько.
— Не маленькая Фернанда? Я бы не сказал, что молоденький начинающий делец из Сити — ее тип. Она все больше тянется к зрелым мужчинам с телевидения или из прессы.
— Это не она, — поспешно возразила Гэйнор. — Понимаешь, Люк считает, что его отец связался с какой–то женщиной…
— Давно пора.
— Она нехорошая. — Гэйнор торопилась увести разговор в сторону от Ферн. — Ну, точнее, она очень хорошенькая, но не как человек. Мы даже думаем, что она очень дурная и может испортить его безупречную репутацию.
— Сыновья всегда ненавидят своих мачех, — наставительно заявил Хью. — Может, он сам о ней мечтает. А Каспар — молодец. Я тебе говорил, что Ванесса с кем–то встречается? Какой–то дизайнер по интерьерам. Думаю, она просто хочет заставить меня ревновать. Говорит, что тот готов менять подгузники и нянчиться с детьми. Ну да! Какой прок связываться с меняющим подгузники хахалем, если она вообще отказывается заводить ребенка?
Гэйнор напустила на себя сочувствующий вид и сосредоточилась на тарелке с суши.
На нижних ветвях Дерева паук свил свою тонкую паутинку, чтобы ловить редких насекомых, залетающих в подвал. Еще он пил сок из надломленной веточки и оторванного листка. По мере того как он подрастал, он все чаще отваживался спускаться на землю и исследовать дальние закоулки оранжереи, которые строители не тронули. Там, за каменными горшками и кадками, буйствовали тропические растения, привыкшие к полумраку джунглей.
Вот там–то паук и сплел свою новую сеть. Теперь она уже была прочной и даже давала тень. Однажды в нее попалась крыса.
Моргас обнаружила паутину, когда пришла в ночь убывающей луны пообщаться со своим Деревом. Она наткнулась на какую–то липкую веревку, а когда дернула за нее, ее платье порвалось. Но она не разозлилась. Увидев, что на нее пристально смотрят гроздевидные глаза, умные и злобные, как у Эдафора, она мягко рассмеялась:
— Итак, у моего Дерева появился страж! Это хорошо, это очень хорошо. Чем же ты питался? — Она
