– О несчастье какого рода вы говорите?
– Если б я знала…
– А сама Джейн Доу? Что вам о ней известно?
– Ничего такого, что могло бы вам пригодиться, – отрезала Дарби. – Она вообще что-то говорила? Или все время звала Терри?
– Это вопрос не ко мне. – Ломборг взглянул на доктора Хэскок, и она в ответ отрицательно покачала головой.
– Я хочу зайти в палату. Возможно, мне снова удастся ее разговорить, – сказала Дарби.
– Я должен при этом присутствовать, – заявил Ломборг.
– При вас она не заговорит. Она вообще не заговорит, если в помещении будут посторонние. Нам нужно остаться один на один.
– Тогда я буду слушать за дверью.
– Простите, но я не могу вам это позволить, – сказала Дарби. – Неизвестно почему, но эта женщина мне доверяет. И я не хочу, чтобы что-то это доверие разрушило.
Ломборг заметно напрягся, черты лица его ужесточились. Темные круги у него под глазами были замазаны маскировочным карандашом – хоть сейчас иди и позируй перед съемочными группами, дежурящими перед госпиталем.
– Вы собираетесь записывать разговор на пленку? – спросил он.
– Да.
– Я хотел бы взять ее и переписать, прежде чем вы уедете.
– Как только материал будет обработан, я пришлю вам копию.
– Это не просто из ряда вон выходящий случай – это противоречит больничным правилам.
– Доктор Ломборг, я не собираюсь с вами пререкаться. Все, чего я хочу, – это зайти туда и успокоить ее, – сказала Дарби. – Как вы хотите, чтобы я это сделала?
– Сложно сказать, ведь я практически ничего не знаю ни о самом деле, ни об обстоятельствах, при которых была получена травма. Она крайне возбуждена и всячески пытается освободиться от ремней. Вам ни при каких условиях нельзя этого допустить. Даже если у вас получилось поладить с ней вчера, это еще не означает, что сегодня она будет такой же сговорчивой. Не забывайте, что она напала на медсестру.
– Да, я знаю. Доктор Хэскок рассказала мне о вчерашнем происшествии.
– Я имею в виду утренний инцидент, – сказал Ломборг. – Медсестра в полной уверенности, что Джейн Доу все еще находится под действием успокоительного, наклонилась к ее лицу, чтобы сменить повязку. В результате была укушена за руку. Кстати говоря, а что это за цифры и буквы у нее на запястье?
– Мы это сейчас выясняем.
– Вам нужно постараться убедить ее, что мы пытаемся ей помочь. Похоже, она думает, что ее насильно где-то держат. Боюсь, это все, что я могу вам сказать.
Рэйчел Свенсон звала на помощь, кровать под ней ходила ходуном.
– Те два джентльмена в белом у дверей – больничные санитары, – сказал Ломборг. – Им не привыкать работать с психически больными. Они смогут ее скрутить, если возникнет необходимость.
– Я это учту, но не хочу, чтобы они или кто-то другой постоянно заглядывал в палату через окно. Ее это может напугать.
Дарби достала диктофон. Он был достаточно компактным, чтобы поместиться в кармане рубашки, и рассчитан на пленку в девяносто минут.
– Я понимаю, что вам не терпится поскорее попасть туда, – сказал Ломборг. – Но и вы поймите меня: если с вами что-то случится, госпиталь за это ответственности не несет. Я ясно выразился?
Дарби кивнула. Она нажала кнопку записи и положила диктофон в нагрудный карман. Казалось, до двери она шла целую вечность. Взявшись за холодную стальную ручку, Дарби попыталась отыскать в памяти какой-нибудь отрывок из прошлого, чувство или образ, за который можно было бы уцепиться как за спасательный круг и не захлебнуться в волнах собственного страха. Тем летом, когда она вернулась домой, мама сказала, что ни один предмет в доме не причинит ей вреда. Она водила Дарби за руку из комнаты в комнату, помогая заново привыкнуть к ставшему вдруг чужим и враждебным дому. Сейчас мамы рядом не было и некому было взять ее за руку. Как некому было взять за руку Кэрол Крэнмор.
Дарби глубоко вдохнула и, задержав дыхание, открыла дверь в палату.
Глава 30
Тело Рэйчел Свенсон блестело от пота. Глаза ее были зажмурены, а губы беззвучно шевелились, как будто читали молитву.
Дарби мягкими, осторожными шагами приблизилась к кровати. Рэйчел Свенсон не шелохнулась. Тогда Дарби подошла вплотную и склонилась над Рэйчел, пытаясь разобрать слова, которая та произносила сдавленным, хриплым голосом:
– Один R L, три R L.
Рэйчел монотонно повторяла слова, написанные на запястье.
– Два L R, два R L R R S L – последняя не R, a
Дарби положила диктофон на подушку. Она выждала минуту, слушая, как Рэйчел пересказала написанное до последней строчки, а потом начала все с начала.
– Рэйчел, это я. Терри.
Рэйчел открыла глаза и уставилась на нее.
– Терри?! Слава богу, ты нашла меня!
Она, насколько позволяли ремни, рванулась к Дарби:
– Он снова меня поймал. На этот раз мне не выбраться.
– Его здесь нет.
– Нет, он здесь. Я видела его.
– Здесь, кроме нас с тобой, никого нет. Ты в безопасности.
– Он приходил ко мне прошлой ночью. И надел на меня эти наручники.
– Ты в больнице, – мягко сказала Дарби. – Ты по ошибке напала на медсестру.
– Он снова сделал мне укол, и прежде чем заснуть, я видела, как он окидывает взглядом мою камеру.
– Ты в больнице. Люди здесь хотят тебе помочь. И я хочу тебе помочь.
Рэйчел с трудом оторвала голову от подушки. Дарби чуть не вскрикнула при виде ее практически беззубого и кровоточащего рта, скривившегося в подобии улыбки.
– Я знаю, что он ищет, – сказала Рэйчел. Ее ноги и руки заметно напряглись. – Я утащила это из его кабинета. Но он ничего не найдет, потому что я надежно это закопала.
– Что ты закопала?
– Я покажу. Но ты должна помочь мне снять наручники. Я не могу найти ключ. Наверное, где-то выронила.
– Рэйчел, ты мне доверяешь?
–
– Тебе не нужно больнее бороться. Ты в безопасности. Ты в больнице. Здесь тебе помогут почувствовать себя лучше.
Но Рэйчел Свенсон не слушала ее уговоров. Она откинулась на подушку и закрыла глаза.
Дарби взяла Рэйчел за руку и почувствовала, какие костлявые и жесткие у нее пальцы.
– Я защищу тебя, Рэйчел. Скажи мне, где он, и я найду его.
– Я уже сказала тебе, он здесь.
– Как его зовут?
– Не знаю.
– Как он выглядит?
