паршивцами».
— Но возможно, что избиратели выберут умершего; тогда бог знает что случится.
— Его фамилия останется в избирательном бюллетене, — сказал Том, — и если его выберут, партия предложит кому-нибудь быть его представителем.
— Серьёзно? — спросил Нат.
— Совершенно серьёзно. Часто для этого берут жену кандидата, и бьюсь об заклад, что Ребекка Эллиот будет рада занять место мужа.
— А если вас признают виновным, — сказал Джимми. — она вполне может рассчитывать, что за неё будут голосовать из сочувствия.
— Более важный вопрос, — сказал Нат, — кому вы предложите стать моим защитником?
— У меня на примете четыре человека, — ответил Джимми, вынув из портфеля толстую папку. — Два — из Нью-Йорка: их обоих предложил Логан Фицджеральд. Один — из Чикаго: он работал по Уотергейтскому делу, и четвёртый — из Далласа. За последние десять лет он проиграл только один процесс, но и в этом случае его клиент, когда он совершал убийство, был заснят на видеоплёнку. Сегодня же я позвоню всем четырём и спрошу их, свободны ли они. Это будет такое громкое дело, что, по-моему, они должны за него ухватиться.
— Нет ли в вашем списке кого-нибудь из Коннектикута? — спросил Том. — Для присяжных это было бы гораздо убедительнее.
— Согласен, — сказал Джимми. — Но единственный человек того же калибра, что и эти четверо, просто не может взяться за ваше дело.
— Кто это? — спросил Нат.
— Кандидат на пост губернатора от демократической партии.
Нат впервые улыбнулся.
— Тогда это — мой первый выбор.
— Но он же занят избирательной кампанией.
— Кстати сказать, если вы не заметили, — точно так же, как и обвиняемый, — сказал Нат. — И, к тому же, вспомним, что выборы состоятся ещё через девять месяцев. Если окажется, что я — его противник, он, по крайней мере, будет знать, где я нахожусь всё это время.
— Но… — повторил Джимми.
— Скажите мистеру Давенпорту, что, если я стану кандидатом от республиканцев, он — мой первый выбор, и не обращайтесь ни к кому другому, пока он мне не откажет, потому что если всё, что я о нём слышал, — правда, я уверен, что он
К тому времени, как в восемь часов окончилось голосование, Нат уснул в машине, пока Том вёз его домой. Руководитель его предвыборной кампании не стал его будить. Проснувшись, Нат обнаружил, что лежит в кровати рядом с Су Лин, и первая его мысль была о Льюке. Су Лин посмотрела на него и взяла за руку.
— Нет, — прошептала она.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Нат.
— Дорогой, я вижу по твоим глазам: ты спрашиваешь, не хочу ли я, чтобы ты снял свою кандидатуру и чтобы мы могли по-настоящему оплакать Льюка, и мой ответ — нет.
— Но будут похороны, и потом подготовка к судебному процессу, не говоря уже о самом процессе.
— Не говоря уже о бесконечных часах, когда ты будешь размышлять и с тобой будет невыносимо жить, так что ответ всё равно — нет.
— Но почти невозможно ожидать, что присяжные не поверят безутешной вдове, которая будет утверждать, что она лично видела убийство своего мужа.
— Конечно, видела, — сказала Су Лин. — Ведь
Зазвонил телефон на ночном столике Су Лин; она взяла трубку и стала слушать, а потом записала две цифры в блокнотике, лежавшем около телефона, и сказала:
— Спасибо. Я ему передам.
— Передам ему — что? — спросил Нат.
Су Лин вырвала из блокнота листок и дала его Нату.
— Это был Том. Он просил передать тебе результаты голосования. 69:31.
— Да, но кто получил 69? — спросил Нат.
— Будущий губернатор Коннектикута, — ответила Су Лин.
Похороны Льюка состоялись в часовне школы имени Тафта, по просьбе её директора. Он объяснил, что очень многие школьники хотели быть на похоронах. Лишь после смерти Льюка Нат и Су Лин поняли, как в школе любили их сына. Служба была простая, и хор, которым Льюк так гордился, спел «Иерусалим» Уильяма Блейка.[69] Кэти прочла одно поучение из Библии, а старый Томо — другое, и директор школы выступил с речью.
Мистер Гендерсон говорил о застенчивом, скромном мальчике, которого все любили и уважали. Он напомнил, как прекрасно Льюк исполнил роль Ромео в школьном спектакле и как именно в то роковое утро он узнал, что Льюку предложили место в Принстонском университете.
Гроб из часовни вынесли мальчики и девочки из девятого класса, которые вместе с ним играли в школьном спектакле. После службы Нат и Су Лин присутствовали на чаепитии, которое директор устроил у себя в доме для ближайших друзей Льюка. Комната была битком набита, и мистер Гендерсон объяснил Су Лин, что все школьники считали себя близкими друзьями Льюка.
Староста класса подарил Су Лин альбом фотографий и коротких эссе, написанных одноклассниками Льюка. Позднее, когда Нат был в подавленном настроении, он открывал этот альбом, читал вступление и смотрел на фотографии, то и дело возвращаясь к следующим строкам:
Когда они уходили из директорского дома, Нат заметил Кэти, которая, опустив голову, сидела одна в саду. Су Лин подошла и села с ней рядом. Она обняла Кэти.
— Он тебя очень любил, — сказала она.
Кэти подняла голову и сквозь слёзы прошептала:
— Я так и не сказала ему, что люблю его.
45
— Я не могу этого сделать, — сказал Флетчер.
— Почему? — спросила Энни.
— По сотне разных причин.
— То есть по сотне отговорок.
— Защищать человека, которого я хочу победить на выборах?
— Без гнева и пристрастия,[70] — процитировала Энни.
— Как же, по-твоему, я буду вести предвыборную кампанию?
— Это проще всего. — Она помолчала. — Любым способом.
— Любым способом?
— Да. Потому что, если он виновен, он даже не будет кандидатом.
— А если он невиновен?
— То тебя по праву оценят за то, что благодаря тебе он был оправдан.
— Это и не практично и не разумно.
— Вот ещё две отговорки.
— Почему ты — на его стороне?
