вторым.
Модератор занял место за столом в центре сцены. Миссис Хантер села справа от него, а Флетчер — слева, как бы отражая идеологию своих двух партий. Но выбор места, где они должны были сидеть в начале дебатов, был для них наименее серьёзной проблемой. За последние десять дней они без конца спорили о том,
Флетчер внимательно слушал предсказуемое и хорошо отрепетированное вступительное слово миссис Хантер. Говоря, она крепко держалась обеими руками за пюпитр.
— Я родилась в Хартфорде. Я вышла замуж за жителя Хартфорда, мои дети родились в хартфордской больнице «Сент-Патрик», и все они поныне здесь живут, так что, по-моему, я имею право быть представителем жителей этого замечательного города.
Присутствующие разразились аплодисментами. Флетчер внимательно оглядел зал. Он заметил, что аплодировала примерно половина присутствующих, а остальные воздержались.
Среди обязанностей Джимми в этот вечер было распределение мест. Заранее договорились, что каждая партия получит по триста билетов, а четыреста мест будет оставлено для прочей публики. Джимми и его помощники провели немало времени, уговаривая своих сторонников попытаться разобрать как можно больше из этих четырёхсот мест, но Джимми понимал, что республиканцы делают то же самое, так что тех и других будет примерно поровну. Флетчер подумал: «Интересно, сколько в этом зале действительно нейтральных слушателей?»
— Не беспокойтесь о тех, кто будет в зале, — заранее предупредил его Гарри. — Настоящие слушатели будут следить за дебатами по телевидению, и именно они решат дело. Смотрите в середину камеры и старайтесь выглядеть как можно более искренним.
Пока Барбара Хантер обрисовывала свою программу, Флетчер делал заметки, и хотя содержание её программы было разумным и достойным, преподносила она её так, что он всё время думал о чём-то другом. К тому времени, когда через пять минут модератор позвонил в колокольчик, миссис Хантер произнесла лишь половину своей речи и даже делала паузы, переворачивая страницы. Флетчер был удивлён, что такая опытная участница предвыборных кампаний не рассчитала, что периодические всплески аплодисментов отнимут у неё какое-то время. Вступительное слово Флетчера была рассчитано на пять минут с небольшим хвостиком. Гарри его предупредил, что лучше закончить свою речь на несколько секунд раньше, чем под конец торопливо тараторить. Миссис Хантер кончила разглагольствовать через несколько секунд после того, как колокольчик прозвонил во второй раз, так что создалось впечатление, что она была вынуждена прервать свою речь на полуслове. Тем не менее, примерно половина зала ей бурно аплодировала.
— А теперь попросим мистера Давенпорта произнести своё вступительное слово.
Флетчер медленно подошёл к пюпитру на своём конце сцены, чувствуя себя как человек, который поднимается на эшафот. Аплодисменты его несколько успокоили. Он положил на пюпитр пять страниц своей речи, хотя перечитывал её столько раз, что фактически знал наизусть. Он посмотрел на зал и улыбнулся, понимая, что модератор не начнёт отсчёт времени, пока он не произнесёт первое слово.
— Я думаю, что я в своей жизни сделал одну большую ошибку, — начал он. — Я родился не в Хартфорде. Но я эту ошибку исправил. Я влюбился в девушку из Хартфорда, когда мне было всего четырнадцать лет.
Последовали взрыв смеха и аплодисменты. Флетчер облегчённо вздохнул и произнёс свою речь с уверенностью, которая, как он надеялся, показывала, что он — не юноша, но зрелый муж. Когда через пять минут прозвенел колокольчик, он как раз начал эффектную заключительную часть своего выступления. Он закончил речь на несколько секунд раньше, чем следовало, так что второго звонка не понадобилось. Аплодисменты, которыми его наградили, были громче, чем те, которыми его встретили. Но вступительное слово было лишь концом первого раунда.
Он посмотрел на Гарри и Джимми, сидевших во втором ряду. Их улыбки показали ему, что он выдержал первую схватку.
— Теперь пора задавать вопросы: это займёт сорок минут, — сказал модератор. — Кандидатам предлагается давать короткие ответы. Начнём с Чарлза Локкарта из газеты «Хартфорд Курант».
— Не считают ли кандидаты, что следует преобразовать систему университетских стипендий? — спросил редактор отдела местных новостей.
Флетчер был готов к ответу на этот вопрос, так как он снова и снова возникал на местных собраниях и регулярно обсуждался на страницах газеты, в которой работал мистер Локкарт. Его попросили ответить первым, так как миссис Хантер открывала предыдущий раунд.
— Не должно быть никакой дискриминации, которая могла бы затруднить абитуриенту из бедной семьи поступление в колледж, — ответил Флетчер. — Недостаточно верить в равенство людей, мы должны также добиваться равенства возможностей.
Эти слова были встречены аплодисментами, и Флетчер улыбнулся публике.
— Хорошие слова, — сказала миссис Хантер ещё до того, как затихли аплодисменты, — но избиратели ждут и хороших дел. Я принимала участие в заседаниях школьных советов, так что нет необходимости читать мне лекцию о дискриминации, мистер Давенпорт, и если меня выберут в Сенат, я буду поддерживать законопроекты, которые потребуют, чтобы все мужчины… — она помедлила, — и женщины имели равные возможности.
Она отступила на шаг от пюпитра, а её сторонники бурно зааплодировали; затем она обратилась к Флетчеру:
— Возможно, человек, который имел привилегию обучаться в Хочкисе и Йеле, не может этого полностью осознать.
«Чёрт! — подумал Флетчер. — Я забыл сказать, что Энни была членом школьного совета и мы только что определили Люси в хартфордскую государственную начальную школу, а не в привилегированную платную».
Как можно было предсказать, дальше последовали вопросы о местных налогах, персонале больниц и борьбе с преступностью. Флетчер после первого залпа успокоился и уже решил, что сессия окончится вничью, когда модератор попросил задать последний вопрос.
— Считают ли кандидаты себя полностью независимыми или их политику будет им диктовать партийная машина, а их голоса в Сенате будут зависеть от взглядов политических деятелей, ушедших в отставку? — спросила Джилл Бернард, ведущая уикендовых радиобесед, в которых чуть ли не каждый день участвовала Барбара Хантер.
Барбара Хантер немедленно ответила:
— Как все вы знаете, для того, чтобы добиться выдвижения своей кандидатуры от партии, я боролась отчаянно, и, в отличие от некоторых, я не получила этого назначения на блюдечке. Фактически я боролась всю свою жизнь, потому что мои родители были бедными людьми и я вовсе не в сорочке родилась. И позвольте мне напомнить вам, что я не колеблясь выступала против собственной партии, когда считала, что она неправа. Это не прибавляло мне популярности, но никто никогда не сомневался в моей независимости. Я не буду весь день сидеть на телефоне, спрашивая совета, как мне голосовать. Я сама буду принимать решения и отстаивать их.
Когда она закончила, раздались бурные аплодисменты.
Флетчер снова почувствовал тяжесть в желудке, пот на ладонях и слабость в ногах. Он посмотрел на публику: все глаза впились в него.
— Я родился в Фармингтоне, в нескольких милях от этого зала. Мои родители всю жизнь активно способствовали процветанию Хартфорда своей профессиональной деятельностью и добровольной, в особенности в больнице «Сент-Патрик». — Он посмотрел на своих родителей, которые сидели в пятом ряду; его отец высоко поднял голову, а мать опустила. — Моя мать так часто заседала в советах неприбыльных учреждений, что я чувствовал себя почти сиротой. Да, миссис Хантер права, я действительно учился в Хочкисе. Это была привилегия. Да, я окончил Йель — великий коннектикутский университет. Да, я стал президентом студенческого совета, и ещё я был редактором журнала «Йельское юридическое обозрение», и
