— Во-первых, нужно внедрить наших людей в ряды сочувствующих Варгу.
— Они уже работают.
— Плохо работают! Я хочу, чтобы все знали: Варг смирился с нашей властью. Второе. Пусть наши люди разведают, как местное население отнесется к коронации сына Варга Свенельда. Кто для нарбоннцев этот ребенок: отпрыск аморийки или наследник славного рода Круна? Мне это важно знать.
— Будешь знать, подруга.
— И третье. Герцогиня Кримхильда. Ее положение следует исправить уже в этом году. Ты понимаешь?
— Да. У герцогини много врагов.
— Вот именно, Медея. Наша задача — защитить ее от врагов.
— Насколько велика опасность?
— Угроза жизни герцогини вряд ли существует. Но герцогиню могут ранить, причем довольно тяжело. Не хотелось бы сейчас отправлять ее на лечение и реабилитацию в Аморию. Она сейчас нужна в Нарбонне. Сейчас она там нужна.
— Я поняла, София. Мы будем охранять ее.
— Хорошо охраняйте. Сделайте все от нас зависящее, чтобы с герцогиней ничего не случилось. Еще имей в виду, что люди Марцеллина готовы войти в контакт с мятежниками с целью покушения на герцогиню.
— Вот даже как?
— А ты как думала, подруга?
— Я поняла тебя, София.
— Умница. И главное: я желаю ежедневно получать отчеты по Нарбоннии. Твои отчеты, а не Марса. Он нынче не вполне надежен.
— Ответь мне на такой вопрос, подруга: твой дядя Марцеллин не может злоумышлять против Марса?
— Ты полагаешь, может?
— Probabile ex vita[88].
— Когда-нибудь я устрою тебе место генерального прокурора, Медея.
— Итак?
— Дядя осторожен. Anguilla est: elabitur.[89] Однако не все его рыбки столь же осторожны.
— Мне жаль твоего дядю, подруга. Ты ему не по зубам.
— Надеюсь…
— …Дражайшая племянница, вот уж кого не ждал! Какая честь для заурядного сенатора!
— Дражайший дядюшка, мы тут одни?
— Не беспокойтесь, милая Софи, стены в моем доме глухи, как глух бываю я, когда о вас дурное говорят.
— Я радостную весть несу вам, дядюшка. Заклятые враги мертвы!
— О, неужели? Те самые?!
— Нет никаких сомнений.
— А вы уверены, София?
— Клянусь в том кровью Фортуната, они мертвы и больше нас не потревожат.
— В моем воображении воздвигнут памятник величественный вам, блистательнейшая из всех женщин!
— Замените в своем воображении мою скульптуру на изваяние могучего галла, и тогда будет порядок.
— Вы хотите сказать…
— Именно, дядюшка! Вам надлежит гордиться своим зятем.
— Издеваетесь?
— Может быть, самую малость!
— И где он?
— На линкоре 'Мафдет', под стражей, как почетный гость.
— Софи, вы сами понимаете, он не может вечно там сидеть.
— И что вы предлагаете?
— Я не готов ответить вам сейчас.
— Именно поэтому я и не стала принимать никаких решений. Ведь он ваш зять, и Доротея его любит.
— Не знаю… Чувства моей дочери к этому варвару — загадка для меня.
— Вы скромничаете, дядя. Хотите, я сама поговорю с кузиной?
— Думаете, это нам поможет?
— Стоит попытаться.
— В любом случае, дражайшая Софи, благо государства для меня неизмеримо выше личных уз. Ровно год тому назад я отдал мою Дору за принца Варга, руководствуясь единственно интересами державы. И если нынче интересы нашей великой державы требуют пожертвовать этим браком, я пожертвую без всяких колебаний!
— Ваш беспримерный патриотизм достоин восхищения, дядюшка. Не всякий согласится пожертвовать счастьем дочери ради блага государства. Но я вот о чем думаю, дядя: государство наше сильно, как никогда прежде, и от государства нисколько не убудет, если милая Дора найдет свое счастье сообразно с волей благородного родителя.
— Я жду, когда вы поясните, что на этот раз имеете в виду.
— Dictum sapienti sat est.[90] Внук ваш здоров?
— Благодарение великим аватарам! А как ваша невестка?
— Ей очень тяжко, дражайший дядя. Она нам преданна безмерно, но простой нарбоннский люд ее не понимает.
— А говорят, что герцогиня сама…
— Не верьте сплетням, дядя! Единственная проблема ее светлости герцогини Кримхильды — слабое здоровье.
— Вы так считаете, София?
— Убеждена!
— В таком случае нам остается лишь молиться за ее здоровье…
— …И боги да услышат нас!
Интерлюдия третья,
которая могла бы называться эпилогом, если бы… впрочем, лучше прочтите сами
Начало ноября запомнилось красочной церемонией в Палатинском дворце. Сам август Виктор V вручил ордена и именное оружие героям нарбоннской кампании. Так, Марсий Милиссин получил из рук Божественного императора орден Фортуната третьей степени и золотой меч. На церемонии, в числе прочих высоких сановников Аморийской империи, присутствовал Тит Юстин — это было его первое появление на публике после перенесенного в начале сентября инфаркта. Выглядел Тит Юстин неплохо, и благородная
