— Не возражаю.
— Отныне можете называть меня Леонардом.
— Предпочту обращение «мистер Ноулс», — сказал Сидней.
— Правильно. Во-первых, я вообще прекращаю поездку. Сердце буквально разрывается, потому что я знаю, чего оба вы от нее ожидали, но, по-моему, несправедливо и дальше подвергать Сиднея столь тяжким испытаниям.
— Спасибо, мистер Ноулс, думаю, я вполне к ним готов.
— Вы так думаете, а Ленни знает?
— Может быть, надо сказать, Леонард знает? — вставил Ник.
Ленни проигнорировал замечание.
— Суть в любом случае в том, что мы едем в аэропорт Сарагосы и летим домой следующим рейсом.
— Я не лечу, — сказал Сидней.
— И я тоже, — добавил Ник. — Мы здесь всего только день пробыли.
Виноградники пролетали мимо с обеих сторон узкой дороги, лозы стояли, напоминая распятия. Все равно что ехать через огромное кладбище.
Ленни вдруг громко вздохнул и резко затормозил.
— Как я уже сказал, леди, кому не нравится, может выйти в любую минуту.
Сидней открыл дверцу и вышел.
— Будьте добры, мистер Крик, передайте рюкзак.
Ленни сверкнул глазами на Ника:
— А ты?
Ник посмотрел на Сиднея, на Ленни и снова на Сиднея.
— Слишком поздно, Никель, — буркнул Ленни и газанул. Инвалидная машина ускорила ход, сверкнув задними огнями.
— Куда мы? — спросил Ник.
— В аэропорт Сарагосы, — ответил Ленни.
— Билеты на что купим?
— Взаймы дадут. Когда будем дома, вернем деньги. Пообещаем, по крайней мере.
Ник покачал головой:
— Не думаю, что нам окажут благотворительную помощь. Слишком уж мы похожи на пару отпетых мошенников.
— Угу, да только мы присматриваем за престарелым восьмидесятилетним старцем. Социальные работники. Не все судят о других по одежке, Николас.
— Ленни, — сказал Ник.
— Леонард.
— Леонард.
— Что?
— Полмили назад ты высадил из машины престарелого восьмидесятилетнего джентльмена. Вряд ли тебя признают социальным работником. — Инвалидная машина замедлила ход. — А завещание? Как Эль Сид его подпишет, потерявшись в испанской глубинке? — Инвалидная машина остановилась. — По-моему, не стоило предлагать ему выйти, когда пожелает.
Сидней с некоторым трудом шел по травянистой обочине, оставляя за собой в росе темные следы кожаных туфель. В ранней утренней сырости ныли все кости, но все-таки это самое лучшее время дня. Он сначала услышал фургончик, а потом увидел. Напоминая урчанием газонокосилку, машина двигалась между диагональными рядами виноградных лоз. Она поравнялась с ним.
— Не могу я оставить вас здесь одного, мистер С.! — крикнул Ленни. — Не в моих правилах. Садитесь, пока живы.
— Надо бы извиниться, — подсказал Ник.
Ленни проигнорировал замечание.
— Зачем мне садиться, мистер Ноулс? Вы намерены меня репатриировать?
— Нет, конечно, глупая старая колбаса! — крикнул Ленни. — Просто домой хочу отвезти.
— Он это и имеет в виду, — объяснил Ник.
— Слушайте, Сид, — попытался наладить отношения Ленни, — почему вы не скажете, куда вам надо, и тогда мы посмотрим, что можно сделать.
Сидней бросил рюкзак, сунул руки в карманы пальто.
— Мне надо в Маэстрасго.
Ленни кивнул. Никогда о таком месте не слышал, но там наверняка имеется аэропорт, поэтому годится.
— Чего раньше не сказали? — вскричал он. — Поехали.
Сидней долго смотрел на него. Идиот до сих пор считает себя главным. Пожалуй, пора проверить, на что он способен. Сидней влез в машину, прижав к груди рюкзак.
— Что же вы нам сейчас предлагаете сделать, мистер Ноулс?
— Правильно. Первым делом приготовимся к ограблению.
— Ох, ради бога, — простонал Ник. — Не надо никаких ограблений.
— Я всегда готов выслушать альтернативное предложение, Николас.
— Может быть, что-нибудь более тонкое, — предположил Сидней.
— На тонкости, Сид, у нас времени нет. Зальем полный бак, совершим ограбление и вдвое быстрей доберемся туда, куда едем. Потом утончайте сколько заблагорассудится. Едем на заправку.
— Можем не доехать, — предупредил Ник.
— До чего тяжело работать с вечным пессимистом, — вздохнул Ленни. — Да, можем и не доехать, но также можем умереть с голоду, а если подумать, то можем попасть под автобус, переходя улицу.
— Переходить улицу не так рискованно, как грабить заправку.
— Забудь об оценке риска, Николас, — посоветовал Ленни. — Это было на твоей прежней работе.
Сидней закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов. Операция рушится со всех сторон, и, если крах продолжится такими же темпами, возможно, ему и до гор не добраться. В тридцатых годах было гораздо легче, хотя тогда помогала надлежащая организация и квалифицированный персонал. Он всегда знал, что поездка в компании с мистером Ноулсом и мистером Криком будет вызывать немалое раздражение, но они переступают даже собственный высокий порог идиотизма. Однако, кроме них, у него ничего нет, а их надо только кормить и погонять кнутом, как говаривал Фрэнк Кобб.
Воспоминания о Фрэнке Коббе много лет преследуют Сиднея. Образ майора Кобба все время выдергивает у него из-под ног коврик, и он с воспаленной простатой, больной спиной, пульсирующими суставами и слабеющим зрением, постоянно напоминающими о возрасте, падает на спину, как восемнадцатилетний мальчишка. Они впервые встретились в Мадрегерасе, куда остатки Британского батальона отправили отдыхать после бойни в Хараме. Слухи о фронтовых подвигах Сиднея быстро распространились, и он с некоторым самодовольством купался в свете рампы, предназначенном для слегка слабоумных.
Кобб его отыскал и явился на место постоя в длинном кожаном плаще с тяжелым русским автоматом.
— Вы кто? — спросил Сидней.
— Фрэнк Кобб, — ответил незнакомец с американским акцентом. — Не трудись вставать. — Ему было за сорок, черные волосы зачесаны назад, на узком лице пьяницы волчья улыбка. Сидней решил, что он похож на известного киноактера, только не на такого, который играл когда-нибудь романтического героя. Американец схватил с койки Сиднея «люгер».
— П-ноль-восемь, — констатировал он. — Где ты его взял?
— На Горе Самоубийц, — ответил Сидней.
— У кого?
