за кривой суд.
Поблагодарив воеводу за милость государя Михаила, они лукаво переглянулись и молча согласились между собой попытать воеводское сердце и воеводский ум. Один попросил разрешения задать вопрос воеводе.
— Ныне не будет так, как раньше было? — спросил ненец.
— Не будет! Говорю вам: на том я крест государю целовал. Неужели целованье крестное нарушу?
Все шестеро закричали:
— Хорошо, хорошо! Совсем опять хорошо ты сказываешь! Только... в одном нас сомнение берет...
И, прикрыв веками глаза, чтобы насмешки не выдать, заскребли в немытых от рождения головах.
— В чем же сомнение?.. Напрямик, не таясь, говорите обо всем: отвечу вам, как государев указ мне предписывает.
— За глупое слово не будешь в обиде на нас, стариков?
— Сказал: не буду!
— Так, так... Благодарим!.. — И опять усиленно заскребли в головах.
— Ну... что же вы молчите?
И тогда все вдруг, каждый по-своему, прокричали одну и ту же мысль:
— Бывает разве, что волк оленя родит?
— Неужели из яйца куропатки гуся можно выпарить?
— Бывает ли так, что солнышко от заката на восход пойдет?
— Бывает ли такой песец, который бы мышей не ел?
Даже привычный к резким гортанным звукам ненецкого языка толмач зажал уши, а воеводу прямо-таки страх за сердце взял. Так вот и чудилось воеводе, что съезжая изба переполнилась клекотом птиц, голосами зверей.
— О чем они кричат? Что с ними стало? — спросил перепуганный воевода у толмача.
Ненцы, выкричав, что нужно было, сделали каменные лица. [- 29 -]
Хитрый толмач успокоил воеводу:
— Языку они, вишь ты, у птиц да зверя, видно, обучались. Потому и кричат по-дикому.
— А о чем кричат-то они?
Ухмыльнулся толмач: сам захотел повыведать характер воеводы.
— А они, — говорит воеводе, — кричали про то, что как волку оленем не бывать, так и воеводе — отцом ненцев.
Из красного бурым сделалось лицо воеводы. Кулаком по столу — трах!
— Да я вас, погань самоядская!.. Сгною!..
— Зря на глупые слова дикарей сердишься, — вступился толмач за ненцев. — Али от дикаря разумное слово услыхать хошь?
Одумался воевода. Продолжать разговор, однако, не смог. Махнул ненцам рукой:
— Идите! О царской милости всем самоядцам передать не забудьте!
— Благодарим, благодарим! — закланялись, заулыбались ненцы, выходя.
За ними вышел толмач: — По лисице с вас.
— За что?! — изумились все шестеро.
— А кто от битья вас спас? Не я?
Грустно переглянулись ненцы: «ненец в Пустозерском остроге что рыба в мотне: куда не кинься — нет выхода». И сказали:
— Ладно. Ясак привезем, тогда тебе по лисице дадим.
А воевода в это время кричал перед подьячим:
— Вот поганцы! Рожи немытые! Государь жалует их милостями... Я с ними разговариваю как с добрыми людьми, а они что отмочили! Хитры!.. Ну, да не я буду, что не согну этих дикарей в бараний рог! Надо мной глумиться вздумали! Запиши их прозвища. На будущий год они заплатят богатые поминки мне. Вот тогда я погляжу — до насмешки ли будет им?.. Да... Забыл совсем про клятву-то. Верните их! Верните всех!..
С понурыми головами вернулись ненцы в съезжую. Думали — наказывать воевода будет. [- 30 -]
Воевода встретил их криком:
- Говорите, богомерзкие хари, кого знаете из тех,
что от ясака укрываются? Замотали ненцы головами:
- Не знаем таких! Никого не знаем! Все, кого знаем, все ясак платят.
— Возьми клятву с них! — приказал воевода толмачу.
Это было не страшно. Давать клятву, выслушивать речи нового воеводы — это проделывалось за последнее время чуть ли
