не каждогодно. Ненцы привыкли к этому, приспособились. Понимая, что толмач не знает всех тонкостей ритуала клятвы, они отступали от ритуала и, таким образом, делали для себя клятву недействительной.
— Помните, немытые рожи! — стукнул по столу кулаком Федор Афанасьев. — Ежели дознаюсь, что наврали вы мне, — в темницу на цепь посажу!.. Ступайте! А на будущий год привезите мне поминки вдвое против
обычного!
Не смели ненцы отвечать воеводе, только переглянулись. А за стенами острога поделились думами:
— Лют!..
— Как волк!..
— Ой, беда! Ой, беда!
— Всей тундрой надо подыматься супротив такого.
— А кто поднимать будет?
— Сами поднимутся, как со всех поминки вдвойне затребует.
— Стрелу бы по тундре послать.
— А где стрела?
— Время придет — найдется.
А Федор Афанасьев, выпроводив ненцев, захохотал:
— Я покажу им! Они у меня выходятся! Струсили, небось, как обратно-то позвал? И язык у всех отнялся ха-ха-ха-ха!.. Во рту, однако, пересохло от разговоров с нехристями. Пойдем, подьячий, медку в моих покоях выпьем. Там прочитаешь мне все указы, которые сбора ясака касающие. И ты, толмач, пойдешь расскажешь мне про свычаи-обычаи самоядишек. Надо мне все знать, чтобы государеву прибыль в точности соблюсти. [- 31 -]
После первой чарки воевода спросил у подьячего:
— Как думаешь, — взаправду не знают эти самоядишки про избылых, про неплательщиков ясака?
— Не знаешь еще ты их, боярин. Хитры они! Знают, знамо дело, а молчат. На куски режь их — не выдадут своих! Эти-то, что были у тебя сегодня, эти смирны: каждогодно ясак привозят. А много таких, что только в ясачной книге записаны, а ясака и не плачивали.
— Как же это?
— А так вот... Где ты их сыщешь? Провалятся в тундру на своих олешках — достань их попробуй!..
— А на розыски людей послать?
— Посылывали. Да худо иной раз кончается это: убивают нехристи православных людишек. Мало того, что в тундре убивают, до того осмелели поганцы — на острог не раз нападали! Пустозерских посадных людей, которые подомовитей, и тех чисто всех ограбили. Мы только за тыном, здесь вот, и отсиживаемся. В острог-то они никак не могут попасть. А то бы всех нас давно перерезали! Много ли, сам ведаешь, людишек-то в остроге?! Иной раз столько самоядишек к острогу подступит — десятка по два на каждого стрельца придется! Ну, только то и спасает, что пищали у стрельцов. Пищалей самоядишки страсть боятся!
— Вот и надо с пищалями послать людишек в тундру на розыск избылых самоядишек. Десятку стрельцов не страшны будут две сотни этих трусов.
— Трусов? Нет, боярин: самоядишки не всегда трусят. Говорю тебе: редкий год пройдет, чтобы они на тот ли, на другой ли острог не напали. К тому же — хитрющие они. А в тундре так умеют прятаться, что ты его не заметишь, а он уж стрелу в тебя пустил. Тяжело, порато 1 тяжело справляться стало с ними!
Насупился воевода:
— Тебя, чернильная душа, послушать, — управы на поганых самоядишек ищи — не найдешь? А как же ясак? Терпеть государевой казне убыток? За это меня, думаешь, по головке гладить будет государь? [- 32 -]
Встал на ноги подьячий, согнул пополам свое тощее тело.
— Тебе, боярин, лучше знать, как государевой казны интересы блюсти. Мое дело такое: бумагу прочитать Да бумагу написать, коли ты прикажешь.
- То-то! — смягчился воевода и, выпив чарку,
хлопнул в ладоши.
Из другой половины избы прибежал мальчик лет пятнадцати — служка:
— Звал, боярин?
— Наполни медом кувшин да сходи около стрельцов потолкайся, разговоры их послушай. После мне расскажешь...
— Боярин! Там два стрельца из-за бабы драться схватились! Смехота! — выпалил одним духом служка.
— Из-за бабы? Из-за бабы, говоришь? Хо-хо-хо-хо! Вот петухи! Пойти надо поглядеть. Да и острастку задать не мешает.
— Правду сказываешь, боярин, — угодливо шепнул подьячий, — острастка не мешает. Особливо в такое беспокойное время...
Воевода вспылил:
— Трусливее ты зайца, крыса бумажная! Завел, что сорока про Якова: беспокойное время, беспокойное время!.. Дай срок: огляжусь маленько да такие порядки в тундре наведу, не то что в остроге — в посаде Пустозерском сиди, как все равно у Христа за пазухой.
В дугу согнулся подьячий:
— Прости, боярин, на глупом слове! В ратных людях я сроду не бывал и в ратном деле ни тебе, боярин, ни стрельцам прекословить не стану.
