— И не моги! А то рассержусь.
И еще раз согнулось в дугу сухощавое тело подьячего:
— Хоть единожды сунусь еще с советом глупым, прикажи, боярин, отрезать мой поганый язык!
Понравилось воеводе смиренство подьячего. В голосе ласковость появилась:
— Ну-ну, будет! Пойдем-ка Лучше на петухов-стрельцов поглядим. А после ты еще нужен будешь мне. [- 33 -]
Но идти не пришлось: прибежал окровавленный рыжий стрелец, повалился в ноги воеводе:
— Заступись, батюшко-боярин! Ивашка Карнаух смертным боем бьет меня... Насмерть забить грозится!
Сдвинулись брови у воеводы... Гадливо поморщился и пнул в плечо лежавшего стрельца.
— Не стрелец ты — баба худая! Сам себя оборонить не мог; как баба, с жалобой побежал. Встань, крашеная морда! Не как бабе, как то стрельцу — человеку военному — подобает, с воеводой говори.
Не столько слова воеводы, сколько крепкий пинок поднял стрельца на ноги. На храброго воина был он, однако, не похож и в этом положении: невольно сугорбился, то и дело вытирая полой кафтана льющуюся из носа кровь.
— Из-за чего драку с Ивашкой Карнаухом учинили? Обсказывай! — потребовал воевода.
Чтобы остановить кровотечение, зажал стрелец свой нос в кулак и торопливо загнусавил:
— Не я, боярин, — видит бог, — не я начал! Это он, Ивашка, первый на меня бросился.
— За что?
— Сном своим не ведаю, боярин, не то ли что...
— Не врешь?
— Разрази меня громом на месте!
— Э-эй, Васька! — крикнул воевода.
— Звал, боярин? — высунулся, плутовато жмурясь, подслушивавший у двери служка.
— За что Ивашка Карнаух расквасил нос вот ему, Якуньке Варакуше?
— Ха-ха-ха... Мне так показалось, боярин, — за бабу!
Побитый Якунька Варакуша совсем забыл, что сам же разговаривал с Васькой еще до схватки с Ивашкой Карнаухом. Боль да обида на Ивашку отшибли у него память. Думал он, бросившись к воеводе с жалобой, утаить причину драки. Рассчитывал, что не будет вспыльчивый воевода вникать в суть дела, а сразу накажет обидчика Ивашку: мол, не годится стрельцам свару меж собой разводить. Теперь же палка поворачивалась другим концом. Надо было изворачиваться или выкладывать все начистоту. Варакуша решился [- 34 -] выложить все перед воеводой, как на духу. Размазав по лицу последние капли густой крови, он снова повалился в ноги воеводе:
— Прости, Христа ради, боярин, за ненароком сказанную неправду! Видит бог — бес попутал меня!
— В бабьем сарафане? — захохотал воевода. — Ох и распотешил!.. Да будет колодой-то валяться, встань! — И воевода опять пнул Варакушу в бок: — Встань, говорю, да все обсказывай без околичностей, начистоту.
Понял Варакуша: не будет воевода гневаться, коли в смешном виде представить свои похождения, и начал издалека:
— Я боярин, — сам про то ты ведаешь, — четвертый год с покрова пошел, как в здешнем остроге живу. Службой не пренебрегаю и стрелецкое дело совестно справляю. А тот Ивашка Карнаух позже меня на год приехал. Как он со службой справляется, про то ты сам, боярин, лучше моего ведаешь. А про то, что наловчился он к посадским бабам подъезжать, об этом у кого хошь спроси — скажут то же, что и я скажу: к каждой подмаслится, у которой мужа нет.
— Навострился?
— Да еще как навострился, боярин!
— А тебя зависть гложет? Хо-хо-хо...
— Не то, боярин... А только чаще всего ходил он к Иринке — Федьки Безносика жене. Федька Безносик — мужик богатеющий, у него и рыбы, и мяса, и масла, и всякой иной снеди — ешь не хочу! А только сам дома мало живет. И летом и зимой студеной наберет он холопей разных с десяток, а то и с два человек — и на промысел. Летом — на рыбный, зимой — на звериный. Домой приходит только на большие праздники. Ну, Иринка баба раскормленная, опять же бездетная — без него и пошаливает. И все со стрельцами больше. А как появился Ивашка Карнаух, с той поры она с одним Ивашкой только и знается. Так было до вчерашнего. А вчера на ночь Ивашка на караул поставлен был. Я да Петрушка Калач — мы в посад пошли. Там Иринка меня и приголубила. А Петрушка Калач об этом Ивашке сегодня сказал. Тут Ивашка на меня, как пес, и накинься. Не успел я опомниться — он меня наземь бросил и [- 35 -] нос мне ногой размял. Тут и побежал я, света не видя, к тебе, боярин...
— На Иринку Безносикову с жалобой? — ухмыльнулся воевода.
— На Ивашку Карнауха, боярин, не на Иринку.
— Да по тебе же выходит — Иринка во всем виновата?.. Ну, да некогда мне. Подумаю — после разберусь. Иди!
Варакуша был рад, что дешево отделался.
