Прожектор высветил Муртазу, капитана – и ползающую перед ними бабу. Али, который был завербован совсем недавно из бедного племени и по причине невысокого чина не нашел тех, кто будет давать ему взятки за покровительство, и поэтому из-за недостатка денег ограничивал свои мужские потребности общением с бачами, от вида настоящей женщины, да еще и шармуты, судорожно сглотнул. Наверное, капитан сам не будет, побрезгует, но отдаст ее им, потому что шармута – она и есть шармута. В его жизни это будет первая женщина...
Капитан тем временем расстегнул кобуру, машинально хлопнул рукой по ствольной коробке автомата, проверяя, на месте ли он и как висит. Он служил в городе дольше, чем эти желторотые птенцы под его командой, и знал, насколько могут быть опасны ночные улицы Джелалабада. Шармута могла быть отвлекающим маневром для тех, кто зачем-то захотел рассчитаться с людьми принца Акмаля. Недавно люди принца совершили налет на большой склад, конфисковали много товара у торговцев, которые пытались утаить от принца часть прибыли – и за это потеряли все. Склад этот принадлежал людям из племени Африди, бо#льшая часть которого жила по ту сторону границы. Это были очень опасные люди, они поднимали восстания с той стороны границы, неспокойно было и с этой. У них имелось даже собственное оружейное производство[37]. Самое плохое то, что среди людей Африди были не только боевики племенного ополчения, но и настоящие террористы, умеющие проводить акции в густонаселенных городских районах – не раз и не два они взрывали полицейские участки и колонны в Пешаваре и даже в Равалпинди. На месте принца Акмаля капитан бы поостерегся бросать открытый вызов Африди и просто потребовал бы с них штраф. Но принц был на своем месте – за толстенным бетоном стен и оградами с датчиками движения, а капитан был на своем – на темной и опасной ночной джелалабадской улице.
Капитан, осторожно подойдя к шармуте, чуть пихнул ее ногой. Ему не нравилась паранджа – под ней легко спрятать оружие или того хуже – взрывчатку.
– Что ты говоришь, женщина?
– Убили! Убили! – провыла Сорейя, чуть не лишившаяся рассудка от страха.
– Кого убили? О чем ты говоришь, женщина! Я теряю терпение!
С этими словами капитан пнул шармуту ногой чуть сильнее.
– На базаре убили!
– Кого там убили? На каком базаре!?
– Убили! Убили!!!
Раздраженно капитан еще раз сунул шармуте ногой, понимая, что теряет время.
– Муртаза, грузи эту проклятую Аллахом тварь в машину. Поедем к рынку, там и разберемся. Султан, объяви тревогу, передай – куда мы следуем. Подозрение на убийство у рынка.
Малограмотный сорбоз[38] так и передал дословно – убийство у рынка. При этом не уточнил – у какого, а рынков было два. В результате – это сильно помогло русской ударной группе, распылив силы противника.
Бес хлопнул Араба по плечу – на месте, прикрываю. Араб двинулся вперед, наклонился над омерзительно воняющим телом Гульбеддин-хана. Распахнул халат сверху – и сдернул с шеи толстую золотую цепочку с ключами на ней. Больше она этому жирному уроду не понадобится.
Первоначально Араб выбрал неверное направление – сунулся туда, откуда вышел Гульбеддин-хан. Оказалось, что это подсобное помещение, заставленное мешками, коробками, ящиками с бутылками – там же был угол с ножом и перекладиной с мясными крюками, чтобы вешать туши. Омерзительно воняло, вся стена в том углу была забрызгана кровью.
Вернувшись, Араб показал на пальцах – ничего, потом тронулся к другой двери, к той самой, куда его проводили в первый раз, и где был кабинет Гульбеддин-хана.
Вадим твердо решил бежать. Даже один, но бежать. Сидя здесь, он ничего не изменит – потом можно будет улучить момент и вернуться за остальными.
Их держали со связанными руками в помещении, видимо, специально предназначенном для содержания рабов. Голые стены, зарешеченное окошко под самым потолком и обитая сталью дверь, замыкающаяся на засов снаружи.
На третий час усилий Вадиму удалось выскользнуть из петли, связывающей руки, – здесь не умели вязать узлы, да и веревка была какая-то примитивная, мохнатая. Жиртрест тем временем сидел у стены и с периодичностью раз в полчаса принимался ныть.
– Давай развяжу...
– Накажут...
– Так и так накажут! Я уже развязался. Поворачивайся.
Жиртрест неуклюже повернулся, на то, чтобы избавить его от веревки, Вадим потратил меньше минуты.
– Ты скаут? – вопрос был принципиально важен, потому что скауты сдают физнорматив. Без физнорматива – хреново.
– Нет.
– Сокольской гимнастикой[39] занимаешься?
– Нет, я в фитнесс хожу. С мамой...
– А что жирный такой?
– Обмен веществ...
Вадим даже заскрипел зубами от досады, и жиртрест испуганно отшатнулся от него.
– Ты что?
– Ничего... За сколько километр пробегаешь?
– Не знаю.
– То есть как – не знаю? Ты что – в гимназии не учишься?
– Учусь. В лицее[40]...
– И что там у вас – физры[41] нет?
– Есть.
– А тогда почему не знаешь?
– Мне доктор, мамин сердечный друг, освобождение от физвоспитания выписал. Из-за сердца....
– В самом деле сердце больное?
– Не знаю. Нет, наверное.
Вот тут Вадим не сдержался – завыл, отчего жиртрест опять испугался.
– Ты из Сибири? – робко спросил он.
– Да. А что?
– Мама говорила, что вы все там сумасшедшие.
– Это твоя мама сумасшедшая!
– Не говори так про нее!
Неловкую попытку ударить Вадим без труда отразил, но впервые в его взгляде проскользнуло уважение к его невольному собрату по несчастью. Первый раз тот поступил, как некое подобие мужчины.
И все-таки он не понимал. Он был еще мал, чтобы понимать и решать какие-то взрослые вопросы и тем более иметь свое мнение по такому вопросу, как воспитание детей. Но видя перед собой это не пойми что, он впервые понял, почему мать с такими скандалами и даже угрозой развестись не пускала его в Москву учиться, на чем настаивал отец. Видимо, она не хотела, чтобы он стал вот таким...
Сибиряки, как и арабы, сильно отличались от коренных русских центральной России и Поволжья, хотя происходили от них. Сибирь все еще мало населена, между огромными городами и исполинскими комплексами по добыче природных ископаемых тянулись версты и версты тайги, где можно было идти целый день – и не встретить ни одного человека. Добавляло сибирякам своеобразия и то, что в Сибири испокон века жили разные арестанты и ссыльнопоселенцы, а также прятались от властей староверы, до тех пор, пока староверы не сбросили ненавистное никонианство в помойку истории. В результате – в Сибири, как в плавильном котле, выплавился совершенно особый народ, о котором многие говорили «крепче стали». Эти люди не слишком уважали закон, не бросали своих, имели собственое мнение и готовы были отстаивать его до посинения. Они были предельно самостоятельны, оборотисты – бо#льшая часть
