Герцогиня смерти. Биография Агаты Кристи

Остановились в уютной гостинице, при ней имелись пруд с лилиями и манговые деревья, под которыми можно было надежно укрыться от палящего солнца.

В письме к матери Агата так описывала сей уединенный край: “Никаких дорог, только тропинки, гостиничный домик, вокруг мили и мили первозданных лесов, подернутых на горизонте голубоватой дымкой”. Это была памятная поездка, они попали в сказочный мир, а сам водопад, окутанный алмазными брызгами, в сиянии радуги, настолько заворожил Агату, что она больше никогда туда не возвращалась, боялась испортить тогдашнее ощущение волшебства. Йоханнесбург показался им городом довольно безликим, но именно там происходили все деловые встречи, связанные с выставкой. При любой возможности супруги уезжали в курортный городок Мюзенберг, где брали доски для серфинга (“очень легкие и тонкие, из прочного дерева”) и катались на волнах. Надо сказать, с непривычки Агата иногда падала, “уткнувшись носом в песок, ощущение довольно болезненное”. Ей в ту пору был всего тридцать один год, она ничуть не утратила юношеской выносливости и ловкости.

Но как все изменилось со времен ее юности! Бесшабашный серфинг – вместо целомудренного выхода из кабинки прямо в воду на торбейском пляже.

Белчер между тем продолжал регулярно трепать нервы окружающим. То персики казались ему слишком твердыми, то маршрут не слишком удачным. Он исхитрялся менять его несколько раз на дню. (Агата однажды чуть не расхохоталась, когда он, как бы между прочим, добавил в список остановок Индию и Цейлон.) У Бейтса был другой конек: тот боялся змей, которые мерещились ему всюду. В конце концов Хэйемов утомили каждодневные драмы на пустом месте, и они вернулись в Восточную Англию к своему картофельному бизнесу.

В письмах из дома говорилось, что Розалинда резва и здорова (даже когда она сильно кашляла), что Монти образумился и окреп (на самом деле он оказался на время прикованным к инвалидному креслу), что публика замечательно приняла “Таинственного противника”. Джона Лейна часто расспрашивали про очередную книгу Агаты Кристи, и тот в своих многочисленных интервью выражал надежду, что это будет не триллер, а детектив.

Вот тогда Агата впервые стала подумывать о писательском ремесле. Ведь теперь она была не просто мать семейства, между прочим, у нее (в общей сложности) имелся контракт на шесть книг. И она уже поняла, что владелец “Бодли Хед” весьма в ней заинтересован и с нетерпением ждет очередной роман.

К радости Джона Лейна, она принялась за детектив, снова задействовав Эркюля Пуаро. Назывался он “Убийство на поле для гольфа”, а ключевую идею Агата позаимствовала из газетной статьи о нашумевшем преступлении во Франции: бандит совершил налет на богатую виллу и прикончил ее хозяина.

Это еще не все. Главный редактор журнала “Скетч”, Брюс Ингрэм, заказал ей несколько рассказов об Эркюле Пуаро. Поэтому Агата взяла с собой в путешествие новую пишущую машинку, портативную “Корону”, и в любой момент могла под предлогом срочной работы скрыться от несносного майора Белчера и его трусоватого секретаря.

Особенно много ей удалось написать во время плавания на пароходе “Эней”, на этот раз путь лежал в сторону Южного полюса, к Австралии, и был долог.

Поскольку времена года в Южном и Северном полушарии не совпадают, то путешественники попали на австралийский остров Танзания в самый разгар осени, и там было не жарко. Белчер, этот миссионер, несший народам весть о грядущей Всебританской выставке, злобствовал даже сильнее обычного, так как у него разыгралась подагра. Агата писала в своем дневнике: “Дикарь наш этим утром превзошел самого себя. Теперь торчит у себя в каюте, шторы опустил, там темно, как в первобытной пещере”.

Процедура представительства была обычной: проводили встречи, распродавали английские товары, то есть все шло нормально, судя по письмам Агаты домой.

Протокольная рутина была ей совершенно неинтересна. Куда большее впечатление на нее произвели необыкновенные деревья с серебристыми стволами и темной листвой, росшие в Мельбурне и Сиднее. Очень понравился городок Янг, знаменитый потрясающими видами на Голубые горы, не просто голубые, а с множеством переливов синего и пурпурного. Когда пригревало солнце, росшие на них эвкалиптовые рощи издавали терпкий аромат, казалось, воздух становился даже маслянистым на вкус.

Как только путешественники достигли Новой Зеландии, командный дух окончательно иссяк, Белчер больше не изображал друга и не утруждал себя хотя бы вежливостью. “Тиран, грубиян, надменный фигляр и забияка, который сам не знает, что творит”, – напишет через много лет Агата. А ведь каким славным малым он казался в Лондоне, когда они угощали его домашним обедом! Но теперь супруги Кристи поняли, каков он на самом деле. Однажды Белчер объявил, что у них с Бейтсом есть в Новой Зеландии кое-какие личные дела, и милостиво предоставил своим попутчикам месячный отпуск: так и быть, пусть едут на Гавайи и острова Фиджи.

В отеле “Моана” чету Кристи встретили гавайским aloha (то есть “добро пожаловать”) и надели им на шеи венки из цветов, “которые божественно пахли и выглядели тоже божественно”. Так на Гавайях приветствовали всех туристов, однако Агата и Арчи были тронуты этим радушным, прелестным обычаем. Четыре дня они неутомимо катались на серфинговых досках, предавались чревоугодию, танцевали по вечерам в гостиничном дворе под навесом из раскидистых ветвей баньяна, сквозь которые проглядывали звезды. Увы, из-за стремительно таявших финансов пришлось перебраться в более скромную гостиницу “Донна”, чуть дальше от океана. Но все равно их простенький коттедж располагался у того же знаменитого пляжа Ваикики, и в последующие три недели жизнь оставалась вполне райской.

Одна беда: Арчи сильно обгорал на солнце, поскольку у него была очень белая кожа. Агата писала матери: “Он опять весь в волдырях, а спина и плечи красные, как недожаренное мясо”. Она умолчала о том, что ее муж, спасаясь от палящих лучей, являлся на пляж в пижаме, изумляя окружающих.

Да, все было очень милым: мощеные дороги, машины, подаваемые в столовой вкуснейшие бананы и ананасы, которые, между прочим, росли вдоль дорог, “будто какие-то сорняки”. Отпуск пролетел, нужно было снова встречаться с Белчером и Бейтсом и ехать с ними в Канаду, где и должен был завершиться десятимесячный вояж. В последний вечер Агата и Кристи долго любовались Тихим океаном, они бы с удовольствием остались тут навсегда.

В Канаде предстояло провести целый месяц, а денег для жены у Арчи почти не осталось, разве что на две недели, и то если она готова жить впроголодь. Дорогу-то оплачивало государство, а вот пропитание… Когда прибыли в Викторию (столица провинции Британская Колумбия), при первом же походе в ресторан супруги Кристи осознали, сколь остра возникшая проблема.

Месячное пребывание в Новой Зеландии ничуть не утихомирило Белчера. Ступив на землю Канады, он показал себя во всей красе. В Виктории разругался с гостиничным администратором, в Калгари – с мэром, в Эдмонтоне устроил разнос директору ресторана, якобы замыслившему отравить его свининой, которая на поверку оказалась доброкачественной. Но это были цветочки по сравнению с яростью, которую вызвала внезапная болезнь Арчи. После экскурсии на зерновой элеватор (в Виннипеге) у бедняги обострился синусит. Врачи повелели немедленно лечь в постель (как выяснилось, к синуситу добавилась гиперемия легких). Белчер кричал, что неприлично из-за подобных пустяков подводить делового партнера. Тем не менее негодующему майору пришлось отбыть без финансового советника, оставив его на попечение супруги. Одна в чужой стране, Агата не представляла, как выхаживать Арчи, впавшего в полузабытье, действовала по наитию.

Она писала тогда матери: “Несколько дней температура была под сорок градусов, а потом его всего обсыпало крапивницей”. Что и говорить, не таким Агата представляла себе завершение их замечательного кругосветного путешествия. Одно утешение: из-за случившегося ей удалось подольше побыть с мужем.

Разумеется, Арчи в конце концов выздоровел, и вскоре после этого Агата отправилась в Нью-Йорк к тетушке. Тетя Кэсси жила на Риверсайд-драйв, Агата поселилась у нее в квартире. Это были дни воспоминаний. Они подолгу обсуждали прошлое, старушка радовала Агату рассказами об отце, о его юности. Съездили на могилу к Натаниелю Миллеру, похороненному на бруклинском кладбище “Гринвуд”.

Но самым ярким и памятным оказался последний день у тетушки. Почти девяностолетняя Кэсси согласилась выполнить странный каприз племянницы: отвела ее в кафетерий-автомат, в знаменитый бродвейский “Хорн и Хардарт”. Агата оделась как для выхода в лучший ресторан. Она слышала про такие кафе самообслуживания, но в Англии ничего подобного еще не было. Ей очень понравилось везти поднос вдоль стойки со стеклянными окошками, выбирая приглянувшуюся порцию мяса и сэндвич, “это было