– Наверное, я тебе нравлюсь… – гордо предположила я, вдруг осознав, что хоть худо-бедно, но все-таки вью веревки из будущего генералиссимуса.
Он рассмеялся:
– Нравишься, нравишься. Не волнуйся. Только вот платье это твое мне уже до смерти надоело. Тебе что, носить больше нечего? Хоть бы сшила себе что-нибудь новое…
– Сшила? Я, во-первых, шить не умею, как, впрочем, и многие, кто в 2010 году живет. А во-вторых, не так-то просто найти там довоенный наряд. Это платье мне, между прочим, на киностудии подарили.
– Вот и оставь его как музейный экспонат довоенного, как ты выражаешься, времени. А ко мне, уж будь любезна, приходи в чем-то более элегантном.
Я чуть с парапета не свалилась. Какие я слышу речи! И как мне теперь одеваться с моей-то скромной зарплатой? В модных домах европейских кутюрье?
– Но я могу надеть только современные вещи… Платья, костюмы, туфли… Как я буду выглядеть во всем этом здесь, в тридцать седьмом-то году?
– Ну, я и посмотрю, как выглядеть будешь. Ты когда обратно собираешься?
Я взглянула на часы:
– Через двадцать пять минут. Ты же не сказал, на сколько именно мне приходить. Я и решила с коротким визитом к вам нагрянуть, уважаемый секретарь ЦК ВКП(б).
– И правильно сделала. А теперь вечером приезжай в одиннадцать. Прямо ко мне на дачу сможешь прийти?
Я отрицательно покачала головой:
– К сожалению, это неосуществимо. Дело в том, что в машину времени надо вводить координаты. В первый раз я прилетела в Зачатьевский переулок. Но потом… Ну ты помнишь, что потом было из-за пропусков этих. Ну вот, и поэтому пришлось искать координаты твоего кабинета. Ну а в него же в 2010 году просто так не пускают… Ну и, в общем, это целая история была, как мой друг координаты определял своим прибором. А дача, где, как я поняла, мы с тобой прошлый раз были, у нас там вообще как военный объект охраняется. Поэтому на ее территории я никогда, никогда не смогу появляться.
– Никогда?
– Никогда!
Он посмотрел на меня как на полную бестолочь:
– Нет. Это поразительно! А ты не подумала, что если ты этот прибор сегодня с собой возьмешь, то тогда координаты сможешь без погрешности замерить?
– Ой, правда… – удивилась я. – Тогда я его принесу. А куда мне прилетать-то? Может, снова в Первый Зачатьевский? Там дом номер тринадцать.
– Хорошо. Я машину за тобой в пол-одиннадцатого пришлю. А теперь пойдем обратно, а то исчезнешь сейчас – и что люди тогда подумают…
Телепортировавшись, я быстро вскочила с ковра:
– Натаныч! Я смотаюсь домой, переоденусь, и ты меня снова туда забрось. Только теперь в Зачатьевский в 22.30 и на максимум, то есть на десять часов. Ага? И прибор тот дай, которым твой друг с пылесосом координаты замерял.
– Это еще для чего?
– Чтобы я сразу к Сталину на дачу попадать могла.
Натаныч оторвался от компьютера и удивленно посмотрел на меня:
– Ты-таки умнеешь прямо на глазах. Я поражен. Ну давай, давай… Развлекайся, пока Глеба нет.
Вернувшись к себе, я застыла перед шкафом. Как он сказал? В чем-то более элегантном приходи? Я скептически окинула взглядом свои «шикарные» наряды. С таким гардеробом можно вообще все дело провалить. Завтра придется совершить шопинг и прикупить себе что-нибудь необычное… Такое, что сможет произвести впечатление на нашего эстетствующего советского тирана. А пока… Я надела свое любимое обтягивающее платье из тугого трикотажа в лазурно-бело-красную полоску и, дополнив это шпильками, пошла обратно.
– Прибор готов? – спросила я, привычно садясь на пол.
– Вот! – Натаныч протянул мне бумажный сверток, перетянутый шпагатом. – Поставишь в нужное место. Нажмешь на лиловую кнопочку – и все! Без самодеятельности, пожалуйста.
– Я тебе не дурочка!
– Так я уже это понял!
И он отправил меня в 1937 год.
Выскочив из-за знакомых мусорников, я быстро обошла дом и села в ожидавшую меня черную машину. Спустя некоторое время я уже была на даче и тонула в сталинских объятьях.
– Ужинать будешь? – спросил он, неохотно отпуская меня.
– Нет. А ты? – Я не глядя поставила прибор на стол.
– Да о каком ужине разговор? Я ни о чем думать не мог. А теперь и вовсе. И ты еще в таком платье пришла… Я в конце концов голову от тебя потеряю. Пойдем уже…
Когда глубокой ночью мы лежали обнявшись, я спросила:
– Скажи, неужели тебе было не жалко отправлять меня на Лубянку?
– Нет.
– Я тебе совсем не понравилась? Не заинтересовала тебя своим предложением рассказать правду о судьбе государства?
Он еще сильнее прижал меня к себе:
– За день до твоего появления один инцидент произошел… Детали его тебе знать не нужно. Но суть в том, что я распорядился всех, кто как-либо попытается пройти в Кремль для встречи со мной, сначала обыскивать, а потом под пристальным надзором приводить в кабинет. Этот приказ был устный и секретный. Поэтому твои историки в будущем, скорее всего, ничего о нем не знают.
– Надо же… Как мне повезло, – восхитилась я интуицией своей сестры Галины. – Как правильно был выбран день посещения. А что же произошло дальше?
– А потом мне сообщили о тебе. Привели. И я увидел красивую, но, к сожалению, на мой взгляд, совершенно умалишенную женщину. И все…
– И ты приказал меня расстрелять?
– Нет. Это самоуправство было. Виновные наказаны. Тебя устраивает такой ответ?
Спрашивать о том, что именно сделали с моим немногословным, но хорошо орудующим сапогами следователем, я не рискнула. И решив сменить пластинку, сказала:
– Устраивает. А о моих родственниках? Ты уже все, наверное, знаешь, да?
Он рассмеялся:
– Все действия мои контролировать хочешь? Ну, если в меру, то можно… Да, мне все о предках твоих доложили. Оказывается, прадед твой – это тот самый Санаров, который в свое время под начальством Менжинского работал. Ты почему мне не сказала, что он одно из отделений секретного отдела ГПУ возглавлял?
– А я и не знала, – удивилась я. – Вообще, слышала что-то такое, но никто никаких деталей мне не рассказывал. Но правда, похоронили же его на Новодевичьем кладбище… Значит, он был каким-то уважаемым человеком в этом аппарате. Но мне, знаешь, как-то другой прадед ближе, тот, который энергетикой занимается. Его я хорошо помню, он прожил долго. А скажи, в какой момент ты поверил, что я прихожу из 2010 года?
– После того, как увидел результаты экспертизы фотопленки и доклад специалистов о твоей машине информационной. Хотя… Сомнения у меня до сих пор остаются…
Услышав это, я расстроилась. Значит, он верит только безусловным материальным доказательствам. На мои слова ему просто наплевать. И как в этом случае заставить его взять в толк, что до войны осталось всего четыре года? Что же это за упертость-то такая? Тут я вспомнила о Натанычевом приборе.
– Ой! Мне же надо координаты замерить. – Я вскочила с кровати и, накинув выделенный мне госхалат, убежала за свертком.
Вернувшись, я села на корточки и, шурша бумагой, начала примеряться, в каком месте мне будет удобнее телепортироваться.
