– Так… – Она закурила следующую сигарету и сварила нам еще по порции кофе. – Женат, да? Как обычно? Снова за старое?
– Нет, не женат, – обрадовалась я, что наконец-то могу сказать правду. – Первая жена у него умерла, а вторая застрелилась.
– Потрясающе! Потрясающе! – она постучала алым наманикюренным ногтем по виску. – А живет-то он где, надеюсь, не в Грузии?
– Нет, он в Москве уже очень давно. У него квартира в самом в центре, ну центрее просто некуда. А в районе Поклонной горы – дом… Ну, типа коттеджа…
– На Рублевке, что ли?
– Нет, там… Кажется, на Можайке… Короче, не знаю я, как объяснить. Я сама туда не езжу. Меня шофер отвозит.
– Значит, миллионер?
– Ой, нет… Денег у него нет. У него все мысли только о партии… Не ворует… И характер тоталитарный.
Она снова зажгла сигарету:
– Ну, про внешность я тебя уж даже не спрашиваю. Зная тебя, мне и на фотографию смотреть не надо, чтобы понять, как он может выглядеть.
Я выпила еще кофе и завыла:
– Ой, как же мне плохо. Как мне плохо… Это не роман… Это пытка какая-то…
– И ты удивлена? – Она посмотрела на меня своими огромными глазами. – Это же надо было такое вытворить!!! Влюбиться в годящегося тебе в отцы тоталитарного партийного грузина, который одну жену уморил, а другую довел до суицида. Да еще при этом у него и денег нет! Ты, я тебе скажу, подруга, снова кое во что вляпалась!
– Ага, – засмеялась я, поняв, какой портрет она выписала с моих слов. – Только в этот раз я вляпалась в партию!
– А в какую, интересно знать? В оппозиционную?
– Нет! Ты не поверишь, но скажу тебе честно – в коммунистическую!..
После этого я еще минут сорок стонала. Потом, успокоившись, рассказала ей про Глеба и Машу. Затем вдруг снова начала жаловаться. И осознав, что более не в силах находиться в 2010 году, стала собираться, клятвенно пообещав Ольге, что не буду делать попыток выйти замуж, ни за что не переселюсь в коттедж и никогда в жизни не вступлю в компартию.
Приехав домой, я быстренько развесила наряды, переоделась в свое полосатое платье, чтобы создать иллюзию, что я отсутствовала не больше минуты, и позвонила Натанычу:
– Привет. Слушай, мне надо туда. Срочно. Я сейчас поднимусь, ладно?
– Нет, нет, нет… Только не сейчас… – Он был весь на взводе и почему-то говорил шепотом. – Я очень занят. Я работаю! Мне нужен комп. Я сейчас посижу некоторое время, а потом… Потом… Короче говоря, давай я утром тебя туда отправлю. Ты там, в 1937-м, в котором часу должна быть?
– В восемь часов тридцать одну минуту. А какое это имеет значение?
– Отлично! – Он начал слегка заикаться, из чего можно было сделать вывод, что он сильно врет. – Тогда и приходи к полдевятому. Так у тебя не будет переутомления от сдвига часовых поясов.
– Каких поясов, Натаныч! Что ты мелешь? – возмутилась я. – Закинь меня туда да и пиши свои итерационные программы. Ты что, хочешь, чтобы я здесь в ванне утопилась от неразделенной любви?
– Все! Все! Не отвлекай меня. Встретимся утром. А пока посиди, почитай что-нибудь. Про лагеря книжка есть очень поучительная, известного писателя…
– Иди ты знаешь куда вместе с писателем этим! – я бросила трубку и повалилась на кровать.
Мне казалось, что еще чуть-чуть – и меня хватит удар. Это ведь какой же кошмар-то! Если закрыть глаза на временную непараллельность наших свиданий, то мы знакомы всего-то несколько дней. А как далеко все зашло!
Я побрела на кухню, с силой запихнула в себя яичницу с бутербродом, потом вернулась в комнату, написала всем заказчикам, что улетела в отпуск, и потратила остаток дня на просмотр скачанного из сети документального многосерийного фильма о Второй мировой войне. В десять вечера, вдоволь налюбовавшись Сталиным в интерьерах ставки Верховного главнокомандования, я выпила рюмку валерьянки и легла спать.
Утром я ожесточенно давила на звонок Натанычевой квартиры.
– Заходи, – тихо сказал он, появившись на пороге в каком-то допотопном костюме семидесятых годов. – Все твои измерения в норме. Сейчас заполню координатную сетку и отправлю тебя.
Я прошла в комнату, села на ковер и посмотрела на Натаныча. Выглядел он, прямо сказать, неважно.
– А что с тобой случилось-то? – спросила я, подтягивая к себе за провода электроды. – Ты, может, переутомился? Ты вообще, зачем по ночам все время работаешь? Ляг хоть, поспи немного.
Он закивал головой и, ссутулившись, стал вводить в компьютер координаты.
– Да, да… Посплю… Да, да… – бормотал он и быстро шлепал по кнопкам. – Надо, надо мне сделать перерыв… Ну вот. Готова? Тебя туда до вечера?
Я кивнула. И сообщив мне, что время возврата – 18.30, Натаныч отправил меня на дачу.
Как и было запрограммировано, я появилась не в большой комнате, где мы расстались перед завтраком, а возле окна в спальне. За ту минуту, которую я отсутствовала в 1937 году, Сталин успел дойти до места моей телепортации, и теперь я оказалась на ковре прямо возле него.
Посмотрев на меня не дольше секунды, он в ярости схватил меня за плечи и, поставив на ноги, сильно сжал:
– Я же сказал, чтобы ты пришла сразу!!! Сколько времени тебя здесь не было?!
Мне показалось, что еще немного – и я начну дымиться под его взглядом. Может, наврать ему, что я отсутствовала час?… Или два?… Или уже не нарываться и выступить с чистосердечным признанием? Я еще раз посмотрела ему в глаза и поняла, что он испытывает острое желание мне двинуть.
– Сутки, – на свой страх и риск шепнула я и попыталась выдернуться.
Но он не отпускал меня:
– Тебя сутки не было?! А где ты была эти сутки?! Где?!
– По магазинам ходила, – продолжала я лепетать вполголоса.
– Так! Пойдем! – Он выволок меня за руку из спальни и швырнул на стоявший посреди комнаты стул. – Сиди здесь! И отвечай мне на все вопросы, которые я задавать буду!
Он набил трубку, закурил и сел на диван. Ситуация стала принимать формат допроса с пристрастием. Я попыталась что-то сказать, но он оборвал меня на полуслове:
– Говори. С кем ты живешь в 2010 году?
– С сыном. – Я лихорадочно думала, как мне вернуть его благорасположение, но от испуга мне в голову ничего не лезло.
– Подробнее! Сколько ему лет, где он учится?
– Ему двадцать лет. Он окончил второй курс факультета журналистики. Подрабатывает в газете.… Ну, сейчас так принято. Почти все подрабатывают, когда учатся…
– Он не женат еще?
Я помотала головой:
– Нет. Но у него есть любимая девушка. Он сейчас с ней отдыхать поехал… В страну какую-то, ее у тебя на карте еще нет…
– Кем ты работаешь? – его тон не оставлял мне никакой надежды на начало мирных переговоров.
– Переводчиком… Переводчиком работаю… В разных местах. Так удобно, чтобы дома быть все время…
– И какие языки ты знаешь?
– Я… Это… Английский, немецкий, французский… Турецкий еще, вот…
Видимо в этот момент Сталин подошел к наиболее интересной для него фазе разговора, так как в его голосе зазвучали уже даже не стальные ноты, а какие-то титановые:
