белоснежной рубашке и при галстуке, золотые запонки поблескивали на манжетах.
– А я-то к тебе ехал, – с укором произнес Андрей, – думал, пособишь… Ментам меня сдать решил?
Жадобин демонстративно приподнял руки, показывая пустые ладони.
– Слишком неожиданно ты, Сивый, нарисовался. Я думал, подстава. Проверить хотел. Ты уж зла на меня не держи. И не тычь пукалку майору в башку. Это я его попросил ситуацию с тобой провентилировать.
– Ну и что, проверил? – Ларин медленно отвел пистолет от головы Кожевникова. – Так что, мент – фуфлыжный?
– Самый настоящий, Сивый. Просто ты на воле долго не был… Многое уже поменялось. И я уже не такой, как прежде.
– Вижу, забурел вконец.
Кожевников, плохо скрывая злость, поднялся с пола, сунул «табель» в кобуру.
– Всякое в этом мире случается. Жизнь – она лучший режиссер, – сказал Жадобин. – Думал, уже никогда не свидимся, а вот пришлось… Поехали ко мне. У меня много вопросов к тебе появилось.
– И у меня.
Ларин шагнул вперед, и они с Жадобиным картинно обнялись.
«Кажется, дело сдвинулось. Однако и переволновался я», – подумал Ларин, после чего позволил себе вздохнуть с облегчением.
Глава 5
Солнце катилось к западу. Его прощальные лиловые лучи окрашивали стволы молодых сосен насыщенным медным цветом. У самой земли движение воздуха не чувствовалось, ветер посвистывал лишь в вышине. Деревья неторопливо качали верхушками, осыпались сухие иголки. Недавно возведенный загородный дом Жадобина располагался неподалеку от федеральной трассы, но с асфальта его видно не было. От глаз проезжающих строения скрывал сосновый лесок. Это было целое поместье, обнесенное высоким железобетонным забором. Трехэтажный жилой особняк. Во дворе под прозрачным навесом – бассейн с подсветкой. Лужайку пересекали вымощенные натуральным камнем дорожки. Над прудом раскинулся горбатый мостик. А в отдалении, за живописно разросшимися декоративными кустами, стояли хозяйственные строения и пара флигелей.
Сегодня во дворе вовсю горела иллюминация. Мигающие световые трубки спиралями обвивали столбы и опоры, тянулись вдоль карнизов. На лужайке стояли накрытые белыми скатертями столы, но официанты уже собирали с них посуду. Большинство гостей, приглашенных на банкет по поводу открытия мусоросжигательного завода, разъехались. Из всей немецкой делегации остался только Генрих Штайнер, но и он уже прощался с хозяином дома, жал ему руку:
– До завтра. Я рад, что судьба свела нас вместе. У меня есть еще много интересных предложений, – дежурно улыбаясь, говорил пожилой немец.
– Может, останетесь у меня? – хитро подмигнув, предложил Жадобин. – Весело время проведете. Вы женщин любите?
Депутат ландтага сразу понял, о чем идет речь, приложил руку к сердцу.
– Годы не позволяют, – проговорил он. – В гостиницу поеду, а завтра мы обязательно обсудим перспективы. Ваши девушки очень привлекательные, я знаю больших любителей славянской красоты…
Жадобин не стал уточнять, что девушки, которых он предлагал Штайнеру, были по большей части не славянками, а молдаванками.
– И я, и вы выпили, – продолжил немец. – А у меня железное правило – не смешивать алкоголь и бизнес.
Штайнер сел в микроавтобус и уехал. Жадоба еще постоял во дворе, наблюдая за тем, как собирают посуду официанты, как его шестерки заносят столы в гараж. Качнулся, икнул и сам себе сказал:
– Немчура чертова. Алкоголь он с бизнесом не смешивает… Да у нас без выпивки ни одно дело не решается.
Прихватил непочатую бутылку виски, повесил на горлышко два перевернутых стакана и вошел в дом. Придерживаясь за стену, поднялся на второй этаж. В небольшой комнате на два окна на широком кожаном диване сидел Ларин с раскрытым глянцевым журналом в руках. С обложки улыбалась обнаженная блондинка.
Жадобин покачал головой:
– О такой, Сивый, за колючкой мечтал?
– И о такой тоже, – отозвался Андрей и отложил журнал.
– Темновато уже. – Жадоба хотел включить свет.
Андрей его остановил:
– У меня на «хате» последние два года свет и днем и ночью не выключали.
При неверном вечернем свете Жадобин не мог толком разглядеть Ларина. Первое время он наверняка пристально приглядывался к пришельцу из прошлого. Десять лет, конечно, не виделись, но рисковать лишний раз Ларину не хотелось, хватило и допроса в «опорняке».
– Понял. – Жадоба плюхнулся на диван, неверной рукой поставил на столик бутылку, звякнули стаканы. – Ты, Сивый, и меня понять должен. Проверку ментами должен был пройти, без этого никак.
– Ладно, что было, то было, проехали.
– К гостям я тебя выпустить не мог. Разъехались они, теперь и побазарить можно… Я наше славное прошлое помню. Добра не забываю. Это хорошо, что мы свиделись. Вот только непоняток с тобой много, очень уж ловко у тебя все получилось. Тягу дал, а менты тебя не ищут… Вроде как мертвый ты по бумагам получился. Странно все это. Тут сомнения меня и взяли.
– Ты спрашивай, а я отвечу. За свои слова отвечу.
Жадобин плеснул в стаканы вискаря:
– Для начала выпьем за твое возвращение. Просто западло будет не выпить. А там и расскажешь мне, как тебе маза такая пошла. Всего, понимаю, не скажешь. Но я понять должен… – Хозяин был изрядно пьян, а потому излагал мысли довольно сбивчиво.
Ларин отпил из стакана:
– Неплохой вискарь, но беленькая, она лучше.
– Теперь водяру только лохи пьют. Ты только на свой счет не принимай, – ухмыльнулся Жадобин. – Времена уже другие. Ты многое пропустил.
– Одно пропустил, другое нашел.
– И как же ты на вольняшке оказался?
Ларин повертел в руках стакан, на дне которого плескалось виски. Он не любил этот напиток, которым почему-то в последние годы стали поголовно увлекаться те, кто выбился в России наверх.
– Честно говоря, и вспоминать не хочется, – проговорил Андрей. – Но придется. Ты вправе сомневаться. Вдруг менты меня подослали, а? Ведь ты так думаешь?
– Сивый, не от хорошей жизни я с ментами связался, если ты об этом. Но теперь без них никуда. Они все крышуют: и бизнес, и криминал. Давай лучше еще по одной.
И хоть у Андрея было еще не допито, Жадобин плеснул ему и себе. Главарь банды наверстывал упущенное. Пока в его доме были гости, он держался, пил понемногу, боясь сболтнуть лишнее. А вот теперь мог позволить себе и немного расслабиться.
– Еще до последней посадки открыл я номерной счет на Кипре. Поверь мне, немало там денег было. Как чувствовал, держал до последнего, даже когда совсем туго приходилось, никому не доверял. А потом загребли меня, ну, ты же помнишь.
– Много тогда об этом толков ходило, даже в газетах писали, – кивнув, припомнил Жадоба.
– Меня такая слава не интересует. Денег море, только далеко они – не дотянешься, а я за решеткой. Сколько меня ни прессовали, наседок на «хату» ни подсылали – никому не сказал про кипрский счет. Все случая ждал. Потому как случай мог быть только один. Ошибешься, гнилому человеку доверишься – и все. Даже не каждый авторитет, который при «понятиях», на большие деньги равнодушно смотреть может.
– Да, лавэ – вещь хорошая, да только людей сильно портит, – согласился Жадобин.
– И вот, наконец, откинулся один надежный пацан, которому я, как себе, верил. Смотался он в кипрский офшор и перевел бабло одной паскуде из ФСИНа. Ну, мне побег и устроили, не подвели. И у них все чисто
