За мной они ходили толпами — на глаза им просто нельзя было попадаться.
Иногда журналисты задавали один вопрос:
— Юрий Ильич, вы не боитесь, что вас убьют?
Поначалу боялся — ведь не боится только ненормальный человек, и вообще людей, лишенных страха, надо лечить в больнице, — а потом перестал бояться. Перегорело, что называется. Как на фронте.
За несколько минут до начала дискуссии ко мне подошли Чайка и Путин. Начали по обыкновению обрабатывать меня страшилками:
— Возникли новые эпизоды, связанные с сауной. Обозначился также серьезный выход на Гусинского. Так что лучше всего уйти по-тихому.
Невольно заползла мысль: а вдруг действительно случилось что-то экстраординарное? Нашли каких- нибудь новых свидетелей, подкупили их. Состряпать ведь можно что угодно… Я не знал, каким будет расследование, объективным или нет. В общем, напор Чайки и Путина выдержать было непросто. В конце концов я разозлился и обрушился на Чайку:
— Ты же знаешь меня! Дело возбуждено незаконно. Я не виноват!
Встретился я и с Лужковым:
— Юрий Михайлович, нас обманули. Представления на Пономарева нет.
— Будем биться! — произнес тот довольно бодро.
— Но я же всем сказал, что ухожу… Сказал Строеву, сказал Собянину, сказал вам… Как я буду биться? Я нахожусь в глупом положении. Я ведь шел на компромисс и что в результате? Я — лжец?
От имени президента выступал Волошин. Он уже понял, что собравшиеся могут воспротивиться моему уходу, поэтому в последний момент изменил фабулу выступления — убирать меня, дескать, надо не в связи с возбуждением уголовного дела, а по собственной просьбе об отставке. И тут Волошин попал в трудное положение. Особенно было тяжело Волошину, когда его начали трамбовать вопросами. Так, он не смог ответить ни на один из вопросов председателя Рязанской областной думы Владимира Федоткина. И вообще выглядел он очень невыразительно, в споре с громкоголосым рязанцем стал невнятно говорить о «новом письме президента», о том, что оно находится у него на руках. У него на руках письмо было, а у членов Совета Федерации нет! Ну, не нонсенс ли!
Когда же потребовали показать документы, компромат, якобы собранный на меня, Волошин заявил:
— Я не могу дать эти документы, они секретные, но они направлены в Совет Федерации. Они находятся в комитете по законодательству, в документах подробнейшим образом изложена суть дела…
Очень тяжелым был тот день, 21 апреля 1999 года. Наверное, сколько я ни проживу, я никогда его не забуду. Когда я выступал, в зале стояла тишина. От меня и на этот раз ожидали жареных фактов, ждали разоблачений президента и его семьи, но их не было — я, повторяю, не имел права оглашать эти факты.
— Поднимаясь на эту трибуну, отчетливо понимаю, что вы ждете от меня одного — объяснений, — сказал я, — почему, получив поддержку и доверие членов Совета Федерации, я повторно написал заявление об отставке? Почему оно датировано 5 апреля?
Отвечу. На этот… и все другие вопросы. Но прежде разрешите доложить, что по вашему поручению было сделано прокуратурой в период с 18 марта по 2 апреля, то есть до дня отстранения меня от должности. Тем более некоторые уже поспешили заявить, что за это время прокуратура практически бездействовала.
Условно наши действия можно разделить на три группы.
В первой — меры, связанные с общей концепцией государственной политики борьбы с преступностью, о необходимости которой Совет Федерации высказывался неоднократно. Нам удалось этот архиважный документ окончательно доработать, согласовать со всеми заинтересованными ведомствами и представить в правительство для последующего утверждения президентом. Впервые мы в центре и на местах можем получить осмысленную, научно обоснованную систему тактических и стратегических мер по борьбе с преступностью.
Во второй группе — меры по репатриации валюты, незаконно вывезенной за границу. Мы разработали и направили Президенту, а также в Совет Федерации предложения о механизме, позволяющем, во-первых, поставить заслон отлаженной за последние годы системе вывоза валюты из России, а во-вторых наладить последовательную работу по ее возвращению. Часть мер, насколько можно судить по действиям правительства, приняты и уже начинают реализовываться. Работа в этом направлении должна стать приоритетной не только для правоохранительных органов, но и многих других структур государственной власти.
Меры третьей группы — это расследование конкретных фактов коррупции. Докладываю вам, что, продолжая разработку материалов о нарушениях в Центробанке, мы изъяли документы о финансовой деятельности компании «Фимако», подключили к их проверке Счетную палату, провели ряд подготовительных действий для возбуждения еще одного уголовного дела.
Начались активные следственные действия: допросы, выемки документов, назначения экспертиз по ряду уголовных дел, оказавшихся в фокусе общественного внимания.
В частности, о злоупотреблениях при заключении кредитных соглашений с фирмой «Нога». (По этому делу допрошен вице-премьер нынешнего правительства, ведутся допросы бывших министров, руководителей федеральных структур и организаций, договоры и действия которых привели к тому, что за границей уже более 6 лет находятся арестованными значительные валютные средства России.)
По другому делу — о грубых нарушениях при реализации контрактов управления делами президента со швейцарской фирмой «Мабетекс» ведется параллельное расследование. Наряду с нашими действиями свои обыски, изъятие документов и допросы ведет Федеральная прокуратура Швейцарии. (В конце марта в Швейцарии, а вчера и в Москве был допрошен владелец фирмы Б. Паколли, в наш адрес поступили новые документы и запросы.) Попутно замечу, что в ходе визита Карлы дель Понте мы получили документы и согласовали совместные шаги по расследованию не только этого, но и других дел, возбужденных в обеих странах.
Интенсивные следственные действия развернуты по делам о нарушениях в компаниях «Аэрофлот» и «Андава». Вам известно, что прокуратурой избрана мера пресечения — арест бывшему заместителю Генерального директора Аэрофлота Глушкову и бывшему исполнительному секретарю СНГ Березовскому, правда, в отношении последнего эта мера затем, после моего отстранения, была отменена. Объявлен в розыск президент банка «СБ-Агро» — Смоленский.
Несколько раньше прокуратурой арестован скандально известный советник Березовского по исполнительному секретариату СНГ бывший офицер ФСБ Литвиненко, возбуждено уголовное дело в отношении руководителя рекламного агентства «Премьер СВ» Лисовского, допустившего нарушение неприкосновенности частной жизни. Предпринят ряд мер, направленных на борьбу с политическим экстремизмом. Правительству России внесено представление о нарушениях закона при назначении А. Чубайса председателем правления РАО «ЕЭС России», проведен ряд других надзорных акций. Закончено следствие по известному делу фирмы «Голден-Ада», вышел обвинительный приговор по делу о заказном убийстве Валентина Сыча, расследованному Генпрокуратурой.
Докладывая вам о нашей работе, хотел бы упредить и другой вопрос (уже звучавший, кстати, в высказываниях некоторых сенаторов): а что это прокуратуру так неожиданно «прорвало»? Не связана ли эта активность с тем, что Генерального прокурора лично, так сказать, «задели»?
Нет, не связана. Произошло то, что должно было произойти. Во-первых, подступило время, когда оперативные материалы, информация и документы, накопленные в ходе предшествующей работы, должны реализовываться в форме конкретных уголовных дел с конкретными фигурантами. А, во-вторых, у нас на такую активность был ваш мандат, уважаемые члены Совета Федерации. По сути, впервые была проявлена политическая воля, и прокуратура начала действовать как независимый институт правоохранительной системы.
Теперь в отношении того, насколько лично «задели» Генерального прокурора. Должен сказать — основательно. Шантаж с кассетой — это только цветочки. Созданный для моей дискредитации специальный штаб, а теперь, после заключения надзирающего прокурора — генерал-майора юстиции Ю. Баграева, об этом уже можно сказать точно: решили использовать более радикальные меры — возбудили и продолжают
