недобросовестности, подлости, от кого бы они ни исходили. Ни за что не стану лебезить и подхалимничать. Никогда не влезу в интригу. Никогда мой разумный командирский риск не станет авантюрой.
Далеко позади остались лейтенантские годы, когда, будучи взводным командиром, я самонадеянно считал, что достаточно мне стать ротным, как мигом улетучатся все сложности и беспокойства службы. Дескать, легко ротному: дал команду командирам взводов и старшине — и гуляй себе, контролируй… Но пришедший с годами опыт только утвердил меня в мысли, что среди всех офицерских должностей, которые только могут выпасть на долю военного человека, именно должности командира роты и командира полка можно считать самыми трудными. Самыми хлопотными. Самыми бессонными.
С годами выработалась привычка: ни при каких обстоятельствах не отменять учебных занятий с солдатами, с сержантами, с офицерами. Никогда не изменял ей — ни будучи командиром взвода, ни будучи министром. Если такие занятия утверждены в плане, ничто не в состоянии их изменить. Ни плохая погода, ни другие обстоятельства.
Человеку, не посвященному в детали военной службы, вот эта моя твердость может показаться непонятной или излишне драматизируемой. Кажется, а чем еще должен заниматься командир, если не подготовкой своих подчиненных? На самом деле выходит, что совсем непросто достается ему это право заниматься нормальной и любимой работой. Никто не снимет с него ответственности за вечно ведущуюся стройку, за своевременную заготовку капусты и картошки на зиму, за выращивание поросят. За пробивание квартир своим офицерам и прапорщикам. Да мало ли еще за что.
Но как бы там ни было, мы все напряженно учились. Без командирской подготовки, без штабной тренировки, без командно-штабных учений как добиться, чтобы все подразделения и органы управления части действовали слаженно и день ото дня совершенствовали свое мастерство? Как без всего этого мы смогли бы встретить через несколько лет выпавший нам на долю Чернобыль?
Не всем нравилось это мое железное правило. И впоследствии, когда я стал министром, встречались люди, упрекавшие меня за излишнюю, как им казалось, принципиальность в вопросе подготовки личного состава. Как правило, это были любители показухи, умельцы зарабатывать удовлетворительные оценки с помощью застолий, вкрадчивых речей и подарков для проверяющего начальника. Мы каждую похвалу добывали, как говорится, собственным горбом. Больше всего меня интересовали не отличные оценки, а то, что солдаты и офицеры славились в дивизии своим мастерством.
Не секрет, что в обществе до сих пор продолжает жить странный миф о том, что на любых военных учениях, если проходят они в поле и приближены к боевой обстановке, прогнозируется процент неминуемых потерь среди личного состава.
Миф этот чрезвычайно живуч и по-настоящему тревожит людей. Каждая солдатская мать и каждый отец переживают: что если мой сын и станет той жертвой, которая будет положена на алтарь условной победы?..
Все это домыслы. Никто таких потерь не планирует. А если они и случаются, то являются прежде всего следствием слабой подготовки личного состава. Достаточно прочитать документы, которые фиксируют обстоятельства гибели солдат и офицеров даже в условиях военного конфликта, чтобы понять: почти в половине случаев смерть никак не связана с боевыми действиями. Случайный выстрел. Неумелое обращение с гранатами. Оружие в пьяных руках. Высокая аварийность. Нарушение правил техники безопасности. Поражает и то, что иные командиры даже в условиях мирного времени с легкостью относятся к проблеме небоевых потерь, считая их чем-то неизбежным в обстановке дедовщины и недисциплинированности. Конечно, совсем равнодушных я не встречал: всякому горько и тревожно, если в его части кто-то гибнет среди белого дня. Но как бы там ни было, следует признать, что в этом отношении по сравнению с западными и с восточными армиями мы отличаемся только в худшую сторону.
Весьма поучительной стала для меня поездка в ноябре 1994 года в Китай. В ходе этого официального визита я, тогда командующий внутренними войсками, встретился с командиром одной из дивизий Народно- Освободительной армии Китая (НОАК). Надо сказать, что насчитывала она 12–13 тысяч человек, что соответствовало нашей развернутой дивизии, если бы шла речь о военном времени. Огромная махина под командованием опытного генерала, имеющего восьмилетний опыт командования этой дивизией.
Когда я спросил его о том, каковы за год небоевые потери личного состава, китайский комдив даже удивился: «Что это значит?»
Пришлось пояснить: «Ну, суициды, дорожно-транспортные происшествия, небрежное обращение с оружием… Может, кто-то в отпуске погиб или попал под поезд…»
Наконец-то он понял меня: «Дайте вспомнить». Вот что оказалось: за восемь лет, пока он командовал дивизией, произошло только два случая гибели его солдат — один утонул во время отпуска, второй тоже в отпуске попал под машину.
Все это результат настоящей дисциплины, поддерживаемой в войсках. Результат постоянной боевой учебы и бережного отношения к человеческой жизни. Кажется, население самого Китая — миллиард с четвертью, сама дивизия, по нашим меркам, огромная. Однако каждый случай небоевой потери является чрезвычайным происшествием и происходит очень редко.
Есть еще один принцип, которому я никогда не изменял — мое собственное законопослушание. В нем нет страха перед наказанием, скорее это подчеркнутое солдатское уважение к приказу, в какие бы формы он ни был облечен: будь это конституция государства, либо просто решение старшего начальника.
И словно проверяя человека на прочность, обязательно появятся соблазны. Ведь я был командиром полка, который охранял строительные объекты. Одного моего слова было достаточно, чтобы со строек могли исчезнуть самые дефицитные материалы. Достаточно было повести бровью, чтобы исполнились самые причудливые материальные пожелания.
Но никогда мне даже в голову не пришло перешагнуть эту черту. Так и возили с собой повсюду самодельную полку, солдатскую кровать и еще одну кровать, подаренную мне знакомым прапорщиком со словами, что на ней рождаются только сыновья…
Скажу прямо, на благо своей части я эти ценные контакты и определенные возможности, конечно же, использовал. Моя близость к строительным материалам и руководителям строительных трестов шла на пользу полку: появились спортзал, автопарк, овощехранилище, учебный центр, стрельбище, штаб, клуб, столовая. Совсем недавно снова побывал в полку, командиром которого был четыре года и три месяца. Сразу заметил, что за прошедшие почти четверть века никто ничего не построил. Только деревья, когда-то посаженные нами, выросли и стали большими.
Но вот кое-кого бить по рукам пришлось. Еще Львом Николаевичем Толстым, хорошо знающим порядки и обычаи старой русской армии, было отмечено, что офицеры, и тогда не очень богатые, терпеливо дожидались назначения на должность, позволявшую иметь доступ к денежному ящику батальона или полка. Это являлось пределом мечтаний. Закономерной целью многолетней службы. Ведь за эти несколько лет, предшествующие отставке, можно было, обворовывая солдат, наскрести денег на безбедную старость.
Как дань этим далеким годам и в современной армии осталось это правило: командир полка является основным распорядителем денежных средств. Некогда вожделенный денежный ящик и сегодня фигурирует в Уставе, который оговаривает место его хранения — у Боевого Знамени части. Под охраной часового. Хотя редко где встретишь его именно там. Скорее в финчасти, надежно защищенной сигнализацией. Да и сами деньги чаще всего находятся на банковском счете, а вовсе не в ящике. Но это не значит, что рачительный и честный командир может расслабиться: всегда найдутся умельцы, желающие запустить руку в полковую казну.
Попался в жизни и мне такой военный финансист, который пытался манипулировать средствами, выделенными на материальную помощь офицерам и прапорщикам. Есть такая статья расходов. Невелики деньги, но мало ли, какая жизненная проблема может возникнуть у человека: пожар, авария, а то еще хуже — похороны. Дело житейское… В иных случаях и десять рублей в кармане не окажутся лишними.
В тот раз начальник финансовой службы полка очень толково обосновал, почему прапорщик Т. может рассчитывать на материальную помощь из этого командирского фонда: «По неосторожности порвал плащ на автобусной остановке. Разрешите, я выдам ему 10 рублей?» Я помню, что на такие цели есть в запасе 150 рублей, и без тени сомнения соглашаюсь: «Конечно, надо помочь! Я не возражаю».
В расходно-кассовом ордере так и написано: «Выдать 10». Еще и прописью продублировано: «Десять». Но как, оказалось впоследствии, хитроумный начфин уже на подписанном мной документе сделал
