Юрий Ряшенцев
Кленовая паутина
Ряшенцев Юрий Евгеньевич родился в 1931 году. Окончил Московский педагогический институт. Лауреат Государственной премии имени Булата Окуджавы 2002 года.
* * * Сад раздался и вырос. За садом сопит Сиваш. Как похож на папирус твой пресный местный лаваш. Вытри след от томата, печальный наш тамада. Радость не виновата, что тезка ее — беда. Их обеих любовью мы кличем в краю маслин, где звездой голубою щебенку метет павлин. Как попал он в Тавриду, чьим промыслом сыт он — но не почуять обиду во вскриках его грешно. Радость звали любовью. И так же зовут беду… В тот подвал бы — гурьбою! Да я его не найду. А подвальчик — что надо: не пластик и не металл — вольный дух винограда столешницу пропитал, и янтарное древо и гладко, и тяжело, все — для духа и чрева, во благо и не во зло. Радость не виновата. И розовый тамариск не исчез, как когда-то с кастильской земли мориск. Он, как дух Авиценны, целебен, печален, сух… С крыш татарских антенны воруют чужих марух: мексиканских, бразильских — держа в пылевом плену желтых ветров восточных западную волну. Радость не виновата, что тезка ее — беда… Возвратись хоть когда-то, когда-нибудь, никогда… * * * Небо пятницы этой — арбузная алая мякоть. Чуть подсохшая слякоть запомнила след. Час бесед. Время каркать воронам и уткам на озере крякать. Ствол коринфской сосны чуть шуршит золотой шелухой. Запах хвои сухой с четверга настоялся. Стало ясно: юность где-то отстала, а старость советчик плохой. Потому что резоны — как путы тягучей резины иль как хляби трясины для вольной судьбы. Эх, кабы сосны помнили то же, что помнят родные осины. Звезды пятницы этой — как нищенские медяки. Разве мы бедняки, чтобы их дожидаться? Может статься, этот час до заката — успех наш всему вопреки. Над озерною рябью вечерние призраки лодок. Жеребец-первогодок рванул наутек. Наш итог — это горькое счастье, что нету потерь без находок. * * * Почему бы не выпить стопаря и немедля не добавить по сто? Я не помню такого сентября. И никто его не помнит. Никто. Это эллинскую суть обнажил край, где ссорятся хохол и кацап так, что в тутовом саду старожил оскудел умом и верой ослаб. Что же это за эпоха у нас: даже вёдро, полагают, к войне. Ибо разве хуже Крым, чем Кавказ? А Кавказ-то нынче нам — лишь во сне… Я не сливы, не айву, не хурму потерял с тобой, имперский распад. Я, кого хотел обнять, обниму после скрежета могильных лопат, после наших обоюдных кончин, если есть и впрямь тот свет, Высший Суд, и у Господа не будет причин
