страшный сон какой… Включи-ка, Танюшка, радио!
Таня подошла к радиоприёмнику, повернула рычажок и впустила в избу песню. Хорошая, боевая была песня о том, как воевали за революцию, как «по долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд…».
Мать отложила книгу, которую читала, и стала слушать.
— Люблю эту песню, — сказала она.
А Таня потрогала свою красную звёздочку, приколотую на груди. И снова вспомнила, что было сегодня в школе и как славно они выкрикивали: «Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут!»
— А над кем же ты командиром-то поставлена? — снова начал дедушка.
Ему, видно, очень нравилось, что Таню выбрали командиром.
— Ну, Алёнка. Потом Митя Колечкин у нас, — ответила Таня, — Федя Вальков. А ещё Гришка Чайников…
— Кто? — вмешалась бабушка. — Такой-то неслух?
— И такой он всегда неумытый, нечёсаный, — сказала мать.
— Ну, а вот это уж не он виноват, — сказал дедушка. — Значит, мать за ним плохо смотрит.
— А когда матери за ним смотреть? — проворчала бабушка. — Ей только по соседям ходить, судить- пересуживать, а то в клубе плясать.
— Всё так, — согласился дедушка, — и повеселиться человеку хочется, и к соседям сходить. Но и за сыном тоже глядеть надо.
— А Вальков Федя ленивый очень, — задумчиво сказала Таня. — Ему и слово-то сказать лень. А Митя очень сердитый. Как чуть — так и спорит, кричит.
— Да, не просто в такой роте командиром быть, — посочувствовал ей дедушка. — Ну, да если ты настоящий командир, то справишься! То и хорошо, что трудно. А где легко, там и всякий командовать может!
Учительница Марья Васильевна задала уроки на дом. Надо решить задачку: «У Маши было пять пуговиц. К пальто она пришила две пуговицы. Сколько пуговиц осталось у Маши?»
Таня уселась за стол, открыла тетрадку, приготовила перо. И задумалась. Надо сначала сосчитать, а то вдруг ошибёшься.
— Ты сначала на плохонькой бумажке решай, — подсказала ей бабушка, — а то в прошлый раз вон как чистую тетрадку испачкала.
Таня провела ладонью по белой гладкой странице с голубыми клеточками. Конечно, жалко пачкать.
Бабушка дала ей белую обёртку от сахара. Вот на этой не жалко: если не так напишешь, можно зачеркнуть.
— У Маши было пять пуговиц, а пришила она только две. Значит, от пяти надо отнять две пуговицы. Правда, бабушка?
— Правда.
— А если от пяти отнять две…
Пришлось посмотреть на свои пальцы. Вот у неё на руке пять пальцев. А если один загнуть да ещё один загнуть…
— Три, бабушка!
— Верно. Только что же это ты по пальцам считаешь? Возьми свои палочки да считай.
— Бабушка, а я книжку с картинками принесла! — вдруг вспомнила Таня. — Про Снегурочку!
И так ей захотелось поскорей раскрыть эту книжку, рассмотреть картинки и тут же прочитать! Такая, видно, сказка интересная! Обложка вся раскрашенная, на ней нарисована избушка с пёстрыми ставенками, на завалинке сидят дед и баба. А перед ними на снежной полянке девочка в белой шубке и в белой шапочке.
— Ты что там притихла? — спросила бабушка из кухни. — Всё решила?
— Нет ещё. Только примеры остались да по русскому… Бабушка, ты погляди! — Таня взяла книгу и пошла к бабушке. — Значит, это и есть Снегурочка?
Но бабушка даже и не посмотрела на книгу.
— Ни про каких Снегурочек и говорить не буду, — сказала она, — пока все свои примеры не решишь и начисто не перепишешь.
Таня читала очень хорошо. А вот считать и писать не любила. Не так уж трудно решить все эти задачки и примеры. Но вот начисто переписать… Пока-то все эти цифры поставишь! Да ещё надо так поставить, чтобы они ровно стояли, набок не валились, и чтобы они все одинакового роста были, да ещё чтобы ни одной кляксы не получилось. А ведь чернила-то жидкие, они так и бегут с пера!
— Ну-ну, не ленись, — сказала бабушка, — тебе теперь лениться никак нельзя: ты ведь командир, а на командира вся звёздочка смотрит!
Таня вздохнула, отложила книгу и снова уселась за уроки. Ну, уж она-то свою звёздочку не подведёт!
Таня и задачку, и все примеры решила правильно. Переписала чисто и ни одной кляксы не поставила. Теперь и погулять можно. Но подошла к окну, посмотрела, а там седые тучи висят чуть не до земли, по крышам волочатся. Берёзы шумят под ветром, все свои длинные ветки вытянули в одну сторону, будто руки протянули и просят о чём-то. Может, это они ветер упрашивают, чтобы не ломал им сучьев?
И Снежка не видно. Наверное, забился под крыльцо и сидит там. Ну, какое уж гулянье по такой погоде!
«А сказка-то!» — вспомнила Таня.
Она уселась в уголок около окна и принялась читать сказку про Снегурочку.
— Тучи снеговые идут, — сказала бабушка. — Плохо человеку в такую погоду в пути.
— А дома хорошо! Правда, бабушка?
— Куда лучше!
Мать и дедушка пришли с работы. Они ещё и раздеться не успели, а уж Таня к ним со своими тетрадками. Задачку решила, все примеры сделала, по русскому урок выполнила и вот как чисто всё написала, ни одной кляксы не посадила!
Мать обрадовалась, что Таня так хорошо сделала уроки, улыбнулась и сказала:
— Молодец!
Но дедушка крякнул, покачал головой:
— Молодец-то молодец! А вот как твои ребята-октябрята? Они-то всё ли хорошо сделали?
— А что ж ей теперь, за всех ребят решать? — вмешалась бабушка. — Пускай сами заботятся!
Но дед не сдавался:
— Так-то оно так. Да ведь о командире по солдатам судят.
Таня огорчилась. Вот какой дедушка, никак ему не угодишь! Но и призадумалась. Надо, чтобы все в звёздочке хорошо учились, чтобы все хорошо делали уроки. А разве Гриша Чайников сделает хорошо? Наверно, уж и тетрадку всю загрязнил и чернилами закапал. Вожатая Ариша посмотрит на его тетрадки и скажет:
«Плохо ты, командир, о своей звёздочке заботишься!»
Таня взяла было «Снегурочку», полистала, посмотрела картинки. Но вскоре отложила книгу и стала одеваться.
— Куда это ты на ночь глядя? — прикрикнула бабушка. — На улице грязь, холод!
— К Чайниковым схожу.
— А всё ты, старый! — забранилась бабушка на деда. — Как ребята да как октябрята! Нагнал заботу на человека!
Дед молчал. И мать молчала. Она только сказала Тане:
— Покройся получше.
В избе было тепло. Над столом ярко горела лампа. Танина постель приветливо выглядывала из-за белой печки. Раскрытая книга с картинками лежала на столе. Но что ж поделаешь! Надо идти. А то этот Чайников опять забудет решить примеры или перепутает что-нибудь — такой он рассеянный!
