раза — и корова стала слоном! Конечно, я огорчился, но этот, колдун сказал: «Не горюй, Атнер, надо вашу корову уму-разуму поучить, слишком она у вас строптивая. Разбойница, а не корова! Буду превращать её то в слона, то снова в корову, пока не усмирю». Мама, подождём до утра!
— Да, уже и поздно… Что делается, что делается на белом свете!
Как только мать уснула, Атнер выскочил во двор, погладил лежащего в тени ворот слона и что было духу помчался по улице.
Острый Зуб встревожился, засуетился — то вбежит на Илюка, то спрыгнет обратно.
— Засоня… разве можно так беззаботно спать! Вставай же, вставай! Послушай, Илюк, не нравится мне эта история!
— Какая история? Нет никакой истории… — пробормотал Илюк и опять заснул.
— Придётся тебя укусить, иначе не разбудишь. Заранее прошу прощения! Поехали!
Илюк взвыл, вскочил и топнул ногой:
— Острый Зуб, оставь свою скверную привычку! У меня уже не ухо, а решето!
— Скверная привычка, скверная привычка! Скажи спасибо, что моя «скверная привычка» сейчас спасёт тебя! Илюк, надо бежать, спасаться!
— Зачем, почему?
— Затем, потому! Слушай, Атнер этот — совсем не промах, он только с виду простак. Он уверил мать, что ты (такой хороший слон!) к утру станешь коровой. Разве ты хочешь стать коровой?
Илюк лениво мотнул хоботом и снова закрыл глаза. Он мог спать и стоя.
— Ладно, ты останешься слоном! Но что будет со мной? Атнер сказал матери, что я злой колдун, что я превратил её корову в слона. Знаешь, что со мной сделает хозяйка? Коромыслом, ухватом, скалкой и кочергой будет она колошматить меня! Она свою однорогую разбойницу и на десять слонов не променяет. Это у вас в Индии корова просто священная, а в Синьяле она — ещё и кормилица, и поилица, и жизни без неё нет! Илюк, быстрей, быстрей! Побежали!
— К утру корова сама вернётся…
— А если не вернётся? Я вижу, некоторые портятся прямо на глазах! Нет чтобы заняться серьёзным делом, они то коровой притворятся, то опять слоном — морочат людям голову! Что им до маленькой Хеведусь, они уже давно забыли её!
Илюк, не в силах слушать подобные речи, захлопал ушами и бросился узкой тропинкой через поле.
…Ватага каких-то злоумышленников на цыпочках кралась к дому Плаги-инге.
Тот, который шёл впереди, остановился, повернулся и погрозил кулаком:
— Ш-ш-ш! Тише, разбудите… Вон, лежит, словно гора.
Шаг за шагом ватага подкралась к воротам.
— Я думал, что слон бывает больше. А этот не больше коровы, — громко прошептал один.
— А я, глупый, считал, что у слонов рогов не бывает, — сказал другой.
— А я думал, что у слонов — огромные уши, а у этого — уши как у… коровы! — развёл руками третий.
— Уши и рога — ладно! Почему у него хобота нет? Хобота? — чуть не плача, спросил четвёртый.
Тот, который лежал возле ворот, почуял пыхтение и шмыганье, вскочил и замычал.
— Это же корова! — удивился один.
— Да ещё какая! — присвистнул другой. — С куцым хвостом, с обломанными рогами!
— Ну прямо корова Атнера!
— Ну-у, Атнер! — погрозил кулаком четвёртый, тот, который мечтал увидеть хобот.
— Честное слово! — дрожащим голосом начал оправдываться Атнер. — Когда я побежал за вами, здесь лежал настоящий слон!
— И что? Прекрасный слон превратился в чумазую корову?
Мальчики мрачно уставились на корову. Та, видать, была бойкая, так мотнула головой — все мальчишки бросились врассыпную. Потом она своими обломанными рогами принялась бодать ворота. От шума проснулась хозяйка.
— Корова! А где же тот? Что делается, что делается на белом свете!
И тут Плаги-инге сказала вторую непонятную фразу:
— Крепка же эта ниточка, если среди ночи дальше потянула! Завтра же напишу письмо.
Она открыла ворота и впустила корову во двор.
Затаившиеся дети вышли из-за кустов и окружили Атнера. Глаза сощурены, кулаки сжаты, а сопение и пыхтенье — всё сильней и сильней.
Атнер вдруг стукнул себя по лбу:
— Растяпа! Дурень! Пень трухлявый! Не сообразил! Это же Илюк был! Он в Чебоксары идёт!
— Какой ещё Илюк?
— На прошлой неделе я был в гостях у старшей сестры в Чебоксарах. Так вот её маленькая дочка Хеведусь, моя племянница, каждый день плачет: «Когда же Илюк придёт? Пора ему прийти в Чебоксары!» Илюк это был! К Хеведусь идёт! Как же я сразу не догадался!
— Совсем заврался! — с презрением сказал один из мальчиков и поднёс кулак к носу Атнера.
— Есть у кого фонарик? — решительно сказал Атнер. — Надо посмотреть следы.
На счастье Атнера, фонарик нашёлся. Мальчишки опустились на четвереньки, они щупали землю руками, раздвигали траву.
— Вот газета какая-то… — сказал один.
При свете фонарика развернули газету и прочитали обращение, которое написал Азамат.
— И правда — Илюк! — радостно засмеялись мальчишки.
— Как же я сразу не догадался! — опять стукнул себя по лбу Атнер.
— Конечно, Илюк! Как же ты сразу не догадался? Эх, ты!
— Илюк это был! Илюк!
— Атнер! Хватит стучать себе по лбу, весь Синьял разбудишь! Ты знаешь, где живёт твоя племянница?
— Как не знать!
— Тогда поедем в Чебоксары, посмотрим на Илюка!
— Как же, «поедем»! Кто нас отпустит? Через два дня в школу!
— Тогда удерём.
— Когда удерём?
— Надо сейчас же, а то не догоним!
— А через Волгу как?
— На пароход потихоньку проберёмся!
Заговорщики быстро-быстро посмотрели по сторонам и, сбившись в кучку, начали горячо шептаться…
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
в которой выясняется, что слава маленького суслика сверкает ярче, чем тысяча колец его дяди
Свистит ветер, пронизывает насквозь!
«Гляди-ка, — думает Острый Зуб, — а ведь я лечу! Я на небе! Значит, Илюк научился летать. Вот молодец! Надоело ходить по земле, пыль глотать — взял и полетел. Надо проснуться, а то всё просплю и ничего не увижу».
Он попытался открыть глаза. Но когда летишь с такой скоростью — не так-то просто. Однако Острый Зуб изловчился и на полмига открыл один глаз. Голова пошла кругом! Небо полно звёзд! Они полыхают! Того и гляди, ударишься о какую-нибудь звезду.
Острый Зуб снова зажмурился. Но теперь звёзды кружились перед закрытыми глазами. Вот навстречу,