созданию теории 'всемирного умопросвячения'. В основе этой теории лежала идея о том, что все 'приключения и деяния', которые совершаются в жизни, 'от ума или глупости происходят'. Ум для Татищева- 'генеральное понятие', определяющее сущность философии. В отличие от глупости, которая никогда не выступает 'особым сусчеством' человека, ум, напротив, принадлежит к важнейшим 'силам души', обусловливающим возможность достижения счастья. Оттого 'умопросвячение', т.е., собственно, развитие ума, превращение его путем просвещения в разум составляет цель и назначение истинной образованности.
Татищев выделял три этапа 'всемирного умопросвячения': первый - создание письменности, второй - пришествие Христа и третий - 'обретение тиснения книг', книгопечатание.
Характеризуя первый этап, мыслитель прежде всего обращал внимание на то, что люди в начале своего существования жили по естественному закону, который был 'при сотворении Адама ему и его наследникам вложен'. Тогда все держалось одной только памятью. Но так как она не у всех была одинаково 'тверда', то со временем мало кто мог 'правильно и порядочно' пересказать доставшиеся от предков правила и законы. Поэтому 'первое просвячение ума' было положено обретением 'письма'. Письменность не только достоверно закрепляла человеческие познания, но и способствовала развитию правильного законодательства. Первым законом был 'закон письменный', переданный через Моисея еврейскому народу. Точно так же у других народов, пребывавших 'в глубочайшей темноте неведения и невежества', по обретении письменности явились люди и боги, которые 'зачали законы сочинять, и, на лучшее наставляя, лучи малого сияния и благоразумия им открывать': в Персии - это Зороастр, в Египте- Озирис, в Греции - Минос, в Риме - Янус или Нума Помпилий. 'Близ потопа', как писал Татищев, обрели свои письмена и законы китайцы.
Аналогичным образом участвовала в этом всемирно-историческом ходе 'умопросвячения' и Россия. Татищев настаивал на древности письма у 'славянов'. Свои обстоятельные сооображения на этот счет он заключал важнейшим для него доказательством - 'наипаче же закон, или уложение древнее русское довольно древность письма в Русии удостоверяет'. Речь в данном случае шла о 'Русской правде' - выдающемся памятнике отечественной правовой мысли раннекиевской эпохи. И в России обнаруживалась тесная связь между древностью письма и появлением письменного закона. Вместе с тем закон для Татищева - не просто выражение чисто политических реалий, а предпосылка, основное условие развития культуры, становления цивилизации. Будучи западником по убеждениям, русский мыслитель, естественно, ориентировался на движение России по европейскому пути, и этим определялось осмысление им последующего процесса 'всемирного умопросвячения'.
Второй этап в истории человечества связан с пришествием Христа. Дохристианский мир погрязал в 'мерзости' языческого кумирослужения.
53
Учение Христа принесло с собой не только 'душевное спасение, царство небесное и вечная блага'; благодаря ему 'все науки стали возрастать и умножаться, идолопоклонство же и суеверие исчезать'. Однако и здесь не обошлось без 'мерзкого зловерия' и злоключений, в чем главным образом повинна церковь. Говоря о западной церкви, Татищев с возмущением писал о преследованиях 'высокого ума и науки людей', а также сожжениях 'многих древних и полезных' книг. Все это создало 'в просвячении ума препятствия' и привело к тому, что 'едва не повсюду науки, нужные человеку, погибли'. 'Оное время, - заключал русский мыслитель, - ученые время мрачное именуют'.
К наибольшим бедам, проистекавшим от церкви, он относил политическое властолюбие, присущее не только 'римским архиепископам', но и 'некоторым нашим митрополитам и патриархам', которые 'от гордости и властолюбиа противобожного' возомнили, что 'якобы духовная власть выше государственной'. Впрочем, все это Татищев находил в 'предсказаниях' самого Христа, и потому 'тиснение книг' рассматривал как средство полного преодоления негативного воздействия церкви на развитие 'всемирного умопросвячения'.
Апология книгопечатания относится к лучшим страницам сочинений Татищева. В этом случае он вдохновлялся идеей об одновременном, соравном приобщении России и Запада к вершинам человеческого разума. Тиснение книг, отмечал он, было обретено 'лишь в 15-м сте лет'. У нас оно появилось при 'Иоанне Первом и Великом' - Иване Грозном. Следовательно, 'мы не вельми пред протчими в том укоснели'. Изобретение книгопечатания открывает широкий простор для совершенствования разума. Татищев самым решительным образом опровергал мнения противников 'умопросвячения', доказывавших, что 'чим народ простяе, тем покорнее и к правлению способнее, а от бунтов и сметений безопаснее'. Подобные рассуждения, на его взгляд, исходят как раз от невежд и глупцов, непознавших пользу наук. Между тем именно науки, созидая благо, устраняют почву для всяких бунтов. Пример тому- Европа: там науки процветают, но 'бунты неизвестны'. И наоборот, 'турецкий народ пред всеми в науках оскудевает, но в бунтах преизобилует'. Схожим образом обстоит дело в России: 'никогда никаких бунт от благоразумных людей начинания не имел' и 'редко какой шляхтич в такую мерзость вмешался'; если же в России и случались бунты, то виновниками их были 'более подлость, яко Болотников и Боловня холопи, Заруцкой и Разин казаки, а потом стрельцы и чернь, все из самой подлости и невежества'. Несмотря ни на какие внешние, политические 'изъяны', просвещение, культура придают целесообразный характер общественно- историческому процессу, умножают богатство и славу государства2.
54
Нетрудно заметить, что политическая культурология Татищева не просто выражала ориентацию на западный идеал; ее отличительной чертой было именно своего рода 'выпрямление' культурно- исторического процесса, выделение в нем той общечеловеческой меты, которая уравнивает народы и нации. В схеме Татищева нет противопоставления культур; все культуры для него едины по своей сущности и различаются лишь уровнем развития. Если Запад достиг более высокой культуры, это не свидетельствует о каком-то особом превосходстве его народов, а лишь указывает на более раннее приобщение их к наукам и философии. России уготована та же будущность; без этого она не вырвется из тенет невежества и суеверий. Но ей необходимы политическое обновление, разрыв с традиционной духовностью, основанной на извращенной вере, на чистой церковности. Татищев полагал, что главная задача состоит в создании культуры, всецело сосредоточенной на светской власти, воплощающей ее духовные константы. Таким образом, в государстве претворился культурный идеал, выработанный в процессе развития 'умопросвячения' народа.
Понятен тот интерес, который Татищев проявлял к проблеме государства. Подобно большинству западноевропейских мыслителей эпохи Просвещения он придерживался договорной теории происхождения светской власти. Согласно его учению, человек 'по естеству' обладает свободой воли; она ему 'толико нужна и полезна, что ни едино благополучие ей сравняться не может...'; 'Человек, лишенный воли есть
