зажег стоявшую рядом лампу, надел очки для дальнозорких и тщательно изучил ноты.
— Это музыка для фортепиано. Откуда она?
Пердомо рассказал ему и добавил:
— Простите, я не умею читать нотную запись. Почему вы говорите, что она для фортепиано?
— Два нотных стана, видите? Верхний в скрипичном ключе, для правой руки, нижний, в басовом, для левой. Кажется, в ля минор или в до мажор.
— Вы слышали эту музыку?
— Никогда в жизни. Почему вы думаете, что она может навести на след преступника? Мне кажется, это просто музыкальный фрагмент, не представляющий большого интереса.
— Один мой коллега, инспектор Матеос, недавно расследовал дело, где ключом оказалось буквенно- цифровое сообщение, написанное на нотной странице.
— Ах да, дело, связанное с Десятой симфонией Бетховена. В прошлом году его широко комментировали. И вы думаете, здесь тоже может оказаться музыкальная головоломка, вроде той, какую разрешил музыковед Даниэль Паниагуа?
— Мы работаем над этой гипотезой. Я хочу, чтобы вы спокойно изучили эти ноты дома и сказали мне, может ли в них содержаться внемузыкальное послание.
Льедо аккуратно сложил листок и спрятал в карман.
— Если я что-то из этого извлеку, как я смогу связаться с вами?
Инспектор дал ему визитную карточку, и Льедо положил ее в карман пиджака, одновременно проведя языком по верхней десне. Возникший при этом влажный, вязкий звук показался инспектору необыкновенно противным.
29
Инспектор Пердомо прибыл в УДЕВ в таком возбуждении, что даже не стал въезжать во двор. Он бросил машину с ключами у защитного барьера и, несмотря на протесты сидевших в будке полицейских, направился к зданию, намереваясь еще раз серьезно поговорить с Вильянуэвой. Причина его раздражения крылась в следующем: после встречи с Льедо в Национальном концертном зале он развернул сегодняшнюю газету и прочел заголовок на первой полосе:
Бонифасио Йолди, Мадрид
Расследование убийства скрипачки Ане Ларрасабаль, задушенной на прошлой неделе в Национальном концертном зале, значительно продвинулось вперед после того, как сотрудникам криминальной полиции удалось установить, что слово, написанное убийцей арабскими буквами на груди жертвы, не более чем уловка, призванная затруднить расследование. Тщательный анализ, проведенный экспертами с помощью микроскопа, показал, что надпись, сделанная кровью жертвы, была нанесена слева направо, а не справа налево, как сделал бы настоящий араб.
Пердомо не верил своим глазам: в печать каким-то образом просочились важные данные расследования, которые следовало хранить в глубокой тайне, чтобы не вспугнуть убийцу. Инспектор считал чрезвычайно важным, чтобы убийца как можно дольше верил в то, что ему удалось обмануть полицию, продолжавшую идти по исламскому следу. Человеком, передавшим эту информацию прессе, мог быть только младший инспектор Вильянуэва, которому Пердомо сообщил несколько часов назад, что убийца не мусульманин.
Один из инспекторов проинформировал Пердомо, что Вильянуэва куда-то отлучился, но его самого сорок пять минут дожидаются два человека, чтобы сообщить информацию по делу Ане.
Пердомо приветствовал Арсена Люпо и Наталию де Франсиско, решившую его сопровождать, и пригласил их в кабинет, чтобы выслушать заявление этих двух неожиданных свидетелей.
— Информация, которую мы хотим вам сообщить, — поспешила уточнить Наталия, — касается не убийства, а скрипки.
— Как вы меня нашли? — удивился Пердомо. — Почти никто не знает о моем недавнем назначении и о том, что я больше не сотрудник провинциального подразделения.
— Мой муж дружит с одним журналистом из «Паис».
— А, я знаю, о ком вы говорите, — ответил полицейский. — Я общался с ним в концертном зале в тот вечер, когда произошло преступление. Но вам не кажется, что, прежде чем поделиться со мной информацией, которая привела вас сюда, вы должны сообщить мне кое-что о себе?
Некоторое время Люпо молча смотрел на инспектора, затем пояснил:
— Мы хотели связаться с вами, так как у нас есть обоснованные подозрения, что скрипка Ане Ларрасабаль была похищена задолго до убийства.
Медлительность француза в изложении событий не понравилась Наталии, и она немедленно вмешалась в разговор. Люпо, то и дело щупавший правый глаз, извинился, пожаловался на ужасную мигрень и объяснил, что по этой причине ему трудно выражаться связно. Его спутница мгновенно взяла инициативу на себя и меньше чем за минуту изложила Пердомо трагическую историю гибели скрипачки Жинетт Невё.
Слушая Наталию, полицейский ввел в Гугл имя Жинетт Невё и просмотрел некоторые из сайтов.
— Здесь говорится, что, когда скрипачку нашли, она прижимала к себе скрипку Страдивари.
— Это не более чем легенда. Единственное, что обнаружили, — это футляр от скрипки в прекрасном состоянии, но инструмент бесследно исчез, — ответил француз, не переставая трогать глаз.
Пердомо поднялся со стула и подошел к окну, за которым виднелись деревья, высаженные в огромном дворе полицейского комплекса в Канильясе. Конечно, это совсем не то, что любоваться на сады Франкоса Родригеса из окон своего кабинета в провинциальном отделении, но лучше, чем ничего. Глядя на деревья, он чувствовал, что успокаивается, как некоторые успокаиваются, глядя на огонь в камине. Начал накрапывать дождь, и под весенним северо-западным ветром деревья принялись раскачиваться из стороны в сторону.
— Мы просто хотим сообщить властям о возможном происхождении скрипки, но не собираемся указывать на кого-то пальцем, — пояснила Наталия.
— Вам нечего бояться. Все, что вы мне здесь сообщите, останется в полнейшей тайне. Поэтому я прошу вас высказываться с полной откровенностью и выдвигать любые предположения, какими бы нелепыми и дерзкими они вам ни казались. В столь сложном деле, как расследование убийства, порой важны мельчайшие детали. Итак, помогите мне подвести итог: самолет, на борту которого летела Невё, разбивается над Азорскими островами, и кто-то, возможно из команды спасателей, видит сохранившуюся в целости скрипку и решает оставить ее себе.
— Скорее всего, этот человек ознакомился со списком пассажиров и, увидев скрипку, догадался, что речь идет об очень ценном инструменте, — заметил Люпо.
— Но как она, по-вашему, попала к Ане?
— Когда Ане пришла ко мне в мастерскую во второй раз, чтобы забрать скрипку, она сказала, что ее дедушка купил инструмент в Лиссабоне в тысяча девятьсот сорок девятом году. Она упомянула об аукционе, но в это я не верю. Аукционные дома — по крайней мере, крупные — располагают последними списками похищенных предметов, и всякий раз, когда к ним в руки попадает сомнительная вещь, они проверяют ее происхождение, чтобы не возникло проблем. Должно быть, дед Ане купил эту скрипку прямо у похитителя и по сходной цене, потому что разговоры о ее пропаже еще не стихли, а инструмент работы Страдивари не так-то легко продать. Весьма возможно, этот господин знал, что покупает ворованное, и сочинил для своих родственников историю об аукционе, чтобы их не волновать. Но так как у него не было документов,
