телефон у нас на прослушивании, так что в этом смысле он у нас под контролем.
Вспышка молнии, осветившая кабинет комиссара, послужила свидетельством того, что северо- восточный ветер принес грозу. Послышались раскаты грома, такие оглушительные, что все трое непроизвольно бросились к окну, чтобы убедиться, что молния не ударила в большой двор полицейского комплекса.
31
Менее чем в километре от полицейского комплекса Арсен Люпо и Наталия де Франсиско укрылись под навесом автобусной остановки, дожидаясь окончания ливня, тяжелые капли которого под ураганным ветром превратились в крошечные метательные снаряды. Чтобы скоротать время, они закурили. Казалось, встреча с инспектором Пердомо произвела на них благоприятное впечатление.
— Все было очень хорошо, — с воодушевлением воскликнул Люпо, — не считая боли в глазу, которая терзает меня с самого утра.
— Снаружи ничего не заметно, Арсен. Но кто знает? Может, у тебя синусит. Когда вернешься в Париж, покажись офтальмологу.
Наталия хотела рассказать французу о зловещих результатах своего эксперимента в ресторане с двумя каплями оливкового масла, но передумала, вспомнив, что ее друг менее чем через сутки уедет из города. Она, как радушная хозяйка, должна позаботиться о том, чтобы ничем не омрачить его пребывание в Мадриде.
— Смотри, небо уже проясняется, — сказала Наталия, выходя из-под навеса. Но внезапный порыв ветра и струи дождя, бессовестно хлестнувшие ее по лицу, убедили ее в том, что еще рано праздновать победу.
Люпо рассмеялся, увидев изумленное лицо своей подруги — оплеуха, полученная от ветра, застала ее врасплох, — но из чувства солидарности тоже решил покинуть убежище и, взяв Наталию за руку, зашагал по улице по направлению к машине.
Большинство прохожих, шедших им навстречу, прикидывали, закрыть им зонты или из предосторожности остаться под ними — хотя водяные потоки, обрушивавшиеся с неба, почти иссякли, ветер свирепствовал с прежней силой.
Метрах в пятидесяти от них Наталия заметила монаха-августинца в характерной черной рясе своего ордена, сражавшегося посреди тротуара с огромным зонтом цвета воронова крыла. Из-за предательского порыва ветра его спицы выгнулись наружу. Сцена была так живописна, что Наталия и Люпо, собиравшиеся перейти улицу, задержались на несколько секунд, чтобы дождаться развязки поединка между монахом и зонтом. Как раз в тот момент, когда августинцу удалось наконец-то справиться с противником, внезапный шквал вырвал зонт у него из рук и погнал по тротуару. Еще через несколько секунд боковой залп ветра швырнул зонт на кирпичную стену какой-то школы с такой силой, что пятнадцатисантиметровый стальной наконечник, сверкавший, словно лезвие мачете, с силой врезался в нее, высекая искры.
Казалось, зонт вдруг обрел собственную жизнь. Внезапно он отскочил от стены. Увидев, что он движется прямо к ним, а августинец знаками просит о помощи, Наталия, бросив вызов ветру, кинулась к беглецу, чтобы схватить его при встрече, как строптивую собаку, не желающую надевать ошейник. Вдруг зонт ни с того ни с сего остановился и ровно в ту секунду, когда Наталия приготовилась ухватить его за ручку, взвился в воздух. Перелетев через нее, он с дьявольской силой врезался в лицо Люпо, пронзив стальным наконечником его правый глаз.
32
Прежде чем отправиться в Виторию, Пердомо зашел в колледж, где учился Грегорио, чтобы предупредить, что едет в срочную командировку и сыну придется ночевать одному. Занятия кончались в пять, и колледж находился так близко, что мальчик мог вернуться домой пешком, единственной проблемой оставался ужин.
— Вот двадцать евро, зайдешь в «Телепиццу», — объяснил отец. — Можешь пригласить домой кого- нибудь из приятелей и попросить остаться на ночь, чтобы ты не чувствовал себя одиноко, хотя в любой момент ты можешь связаться со мной по мобильнику. Если тебе не нравится мой план, то я могу попросить бабушку с дедушкой забрать тебя к себе, хотя они живут у черта на куличках, и уж не знаю, как ты доберешься утром до школы.
Мальчик не хотел и слышать о втором плане. Из-за того что ему впервые предстояло остаться ночью одному, он неожиданно почувствовал себя взрослым.
Через три с половиной часа двое полицейских прибыли в столицу провинции Алава.
Городские улицы были запружены людьми, всюду висели афиши, извещающие о завтрашнем открытии знаменитого джазового фестиваля. Номер для Пердомо и Вильянуэвы был заказан в отеле «Канцлер Айяла». Там же из-за близости к стадиону «Мендисорроса» разместилось большинство приехавших на фестиваль звезд джаза. К тому же отель находился в двадцати минутах ходьбы от площади Конституции, где располагалось здание консерватории имени Хесуса Гуриди, в которой отец Ане был профессором по классу скрипки.
У стойки администратора Пердомо с Вильянуэвой впервые испытали чувство причастности к славе, когда поняли, что женщина, болтавшая с почтенным темнокожим старцем с седой бородой, — это не кто иная, как Нора Джонс, дочь знаменитого короля ситара Рави Шанкара, сумевшая с помощью всего трех альбомов и горстки хороших песен, в которых акустический поп сочетался с соул и джазом, сравняться по популярности со своим отцом, если не превзойти его. В свои двадцать девять лет Нора Джонс была не только певицей, чьи диски в огромных количествах расходились по всему миру, но и необычайно привлекательной женщиной, индийские черты придавали ее красоте налет экзотики, перед которой невозможно было устоять. Пердомо почувствовал себя едва ли не обманутым из-за того, что Вильянуэва не разразился потоком непристойных шуточек в адрес этой соблазнительной красотки, и изумился собственной тупости, когда до него с опозданием дошло, что старец, кокетничавший с Норой у стойки администратора, тоже был яркой звездой фестиваля Сонни Роллинсом, легендарным тенор- саксофонистом.
Полицейские оставили свои пожитки в номере, и Пердомо отпустил язвительное замечание в адрес министерства внутренних дел, заставляющего двух взрослых мужчин жить в одном номере, как будто они мальчишки из интерната. Вильянуэва, который и заказывал номер, объяснил, что это никак не связано с бюджетными ограничениями, просто в разгар фестиваля все отели переполнены.
— Скажи спасибо, что у каждого из нас своя кровать, — пошутил младший инспектор, — не то нам пришлось бы спать вместе на двуспальной.
Пердомо, не горевший желанием и дальше лицезреть Вильянуэву, сказал:
— Завтра в десять утра у нас назначено свидание в консерватории с отцом Ане. Отсюда до площади Конституции пятнадцать минут пешком. Сейчас я позвоню сыну, узнаю, все ли у него в порядке, а потом пойду поужинать с друзьями. А ты что собираешься делать?
— У меня в городе тоже есть друзья, которых я надеюсь повидать.
— Если вернешься в гостиницу позже меня, не вздумай зажигать свет. Когда меня будят среди ночи, я долго не могу уснуть.
Вильянуэва тут же вышел из номера, а Пердомо, поговорив с Грегорио по телефону, стоявшему возле кровати, и убедившись в том, что дома все в порядке, попросил администратора гостиницы заказать ему столик на одного в ресторане «Эль Порталон», самом известном в Витории. Он солгал своему напарнику, чтобы не проводить с ним больше времени, чем это было необходимо: на самом деле в этом городе он никого не знал.
