Грегорио, который справился с ужином гораздо быстрее своих сотрапезников, спросил отца, можно ли ему сходить за мороженым, но тот велел подождать, пока они не кончат. Элена вступилась за Грегорио, и отцу пришлось сдаться — скорее для того, чтобы доставить ей удовольствие.
— Все обещания, которые дала царица поволжским немцам, были выполнены, — продолжала Элена, — но это означало, что им пришлось стать крестьянами. Понимаешь? Туда прибыли люди разных профессий: аптекари, врачи, адвокаты, инженеры, учителя, сапожники, кузнецы, пекари и, разумеется, крестьяне. Но лишь немногим посчастливилось работать по своей специальности; вдобавок их заставили присягнуть на верность императрице и запретили покидать Поволжье. Поволжские немцы внезапно осознали, что будут жить лишь для того, чтобы работать! Многие поколения крестьян умирали, не подозревая о том, что передадут Георгию свое отношение к жизни: ни минуты праздности!
Быстро разделавшись с мороженым, Грегорио собрался идти спать, но отец напомнил, что они забыли о главном — показать скрипку. Мальчик принес инструмент, и, когда он положил его на руки Элене, та не могла удержаться от смеха.
— Полная катастрофа! — вынесла она свой приговор. — Что произошло с этой несчастной скрипкой? Лобовое столкновение с виолончелью? Даже и не думайте ее чинить, не имеет смысла, особенно такую дешевую. Если Грегорио захочет, я помогу ему купить новую скрипку. Сегодня чехи делают превосходные скрипки, которые стоят в два раза дешевле, чем у остальных производителей.
— У тебя очень умный сын, — сказала тромбонистка, как только Грегорио ушел с остатками скрипки.
— Да, иногда я думаю, что даже слишком, — согласился инспектор. — Могу я задать тебе личный вопрос? — спросил он, возвращаясь к волновавшей его теме. — Между тобой и Георгием было что-нибудь?
Казалось, вопрос позабавил Элену.
— Нет, и я никогда не видела его с девушкой. Он всегда повторял, что развлекаться очень скучно. Хотя я подозреваю, что он работает так много для того, чтобы когда-нибудь перестать работать. Он знает, что образ жизни, который он ведет, губителен для здоровья. На днях мне пришлось отвести его к кардиологу. Сейчас ему делают анализы.
— С каких пор он пользуется этим одеколоном?
— Не думаю, что он когда-то пользовался другим. Мне кажется, он для него что-то вроде отличительного знака. Понимаешь, немецкий одеколон как напоминание о своих корнях, потому что бедняга уже не понимает, кто он и откуда.
— Что ты хочешь сказать?
— Хотя его семья навсегда осталась в России, она поменяла место жительства и поселилась в Петербурге, потому что отец Георгия играл на трубе, а Петербург очень музыкальный город. Ты никогда не слышал о сюите Мусоргского «Картинки с выставки»?
— Что-то припоминаю, — соврал полицейский.
— Она посвящена другому поволжскому немцу, жившему в Санкт-Петербурге, — Виктору Александровичу Гартману. Он был русским архитектором и художником, близким другом Мусоргского. На выставке, давшей название сюите, экспонировались его работы.
— Его звали Гартман? Как одеколон?
— Именно. Одеколон назвали в честь художника.
— То есть ты думаешь, что Георгий пользуется этим одеколоном, названным в честь поволжского немца, чтобы напоминать себе, откуда его предки?
— Георгий совершенно запутался. Его семья родом из Гессена сначала обосновалась в Саратове, крупнейшем городе на юге России, сам он родился в Петербурге, последние десять лет провел в Москве, а теперь живет в Испании.
После ужина Элена сразу же начала собирать тарелки, вызвав энергичный протест со стороны хозяина. Но тромбонистка и слышать не хотела об «уборщице, которая займется этим завтра», и заявила, что терпеть не может грязных тарелок на столе, так что в конце концов они с Пердомо оказались на кухне и принялись загружать посудомоечную машину.
— Георгий Роскофф ваш главный подозреваемый? — вдруг спросила Элена. — Я очень хорошо его знаю, он неспособен причинить кому-то вред и уж тем более — украсть скрипку.
— Мне очень жаль, но я не имею права обсуждать подробности расследования с посторонними людьми, — извинился Пердомо.
— Но я не прошу тебя сообщать подробности, — возразила она. — Я просто спрашиваю, на верном ли ты пути.
Пердомо не знал, что ответить. Он сам с трудом верил в то, что убийство совершил Роскофф. Как этот русский смог выманить жертву в пустой зал, чтобы безнаказанно задушить ее там? Какое отношение имеют к нему загадочные ноты, найденные в артистической?
— Я лишь могу тебе сказать, что мы недавно получили сведения, которые могут послужить ключом к раскрытию преступления.
— Должно быть, это ужасно трудно, да? — Дверца посудомоечной машины с щелчком закрылась, и тромбонистка устроилась на табурете, давая понять, что она не прочь поболтать на кухне.
— Трудно? Что?
— Случайно не проговориться. Никогда не говорить о том, что связано с расследованием. Я бы не смогла совершенно отделить профессиональную жизнь от личной. На репетициях мы, музыканты, обычно говорим о личной жизни. И наоборот, после работы до хрипоты спорим о музыке: этот альт-саксофон дутая величина, а в этом диске хороша только тема, остальное так себе. Мы не щадим друг друга!
В ярком свете кухни Пердомо как следует разглядел манящие глаза Элены Кальдерон. Эта девушка умела накладывать косметику, в отличие от многих других ухоженных женщин, которые нередко казались ему или размалеванными куклами, или ведьмами, собравшимися на шабаш. С помощью карандаша Элена придала своим глазам миндалевидную форму, а чтобы они казались больше, наложила на веки тени, постепенно сгущая цвет, и к тому же загнула ресницы, отчего казалось, что глаза раскрыты еще шире.
Хотя Пердомо твердо решил предоставить свободу действий девушке — его ограниченный опыт с женщинами подсказывал ему, что в этом деликатном деле недостаток инициативы не так опасен, как ее избыток, — он, не удержавшись, тихонько поцеловал ее в губы. Увидев, что девушка не проявила недовольства, он более не сдерживался, и она ответила ему поцелуем, который он запомнил надолго.
49
С того момента, как Элена сообщила, что Георгий Роскофф пользуется одеколоном «Гартман», инспектор Пердомо решил расставить русскому сети, хотя в конкретную форму его замысел облек младший инспектор Вильянуэва, с которым Пердомо пришлось поделиться информацией, так как он не мог осуществить свой план в одиночку.
Первое, что сделал Пердомо на следующее утро после ужина — после которого Элена распрощалась с ним многообещающим поцелуем в губы, — позвонил Миле, он не разговаривал с ней с тех пор, как они вернулись из Ниццы.
— Похоже, твои усилия очень скоро могут увенчаться успехом, — сказал он ей, не сообщив больше ничего.
— Я говорила тебе в первую нашу встречу, что иногда мне удается добиться успеха. — Ее голос теперь звучал гораздо веселее. — Вы кого-нибудь задержали?
— Возможно, задержим сегодня вечером. Как ты?
— Гораздо лучше. Хотя с тех пор, как мы вернулись, мне здорово достается от матери. Она упрекает меня, что я ее бросила. Некоторые пожилые люди обладают удивительной способностью внушать тебе чувство вины.
