исповедальни.
Джастин задумывается, позволяет себе улыбнуться, что-то вспомнив.
– Однажды она похвалилась жене американского посла, что страх – единственное ругательное слово, значения которого она не знает. Американка не нашла в этом ничего смешного.
Лесли тоже улыбается, но коротко.
– И это решение рожать в африканской больнице, – она смотрит в блокнот.
– Можете вы сказать нам, когда и как она его приняла?
– В одном из трущобных поселков к северу отсюда, которые регулярно посещала Тесса, жила одна женщина по имени Ванза. Фамилии не знаю. Ванза страдала от какой-то загадочной болезни. Она получала какое-то специальное лечение. Совершенно случайно они оказались в одной палате в больнице Ухури, и Тесса с ней подружилась.
«Услышали они нотку осторожности, прозвучавшую в моем голосе?» – думает Джастин.
– Вы знаете, что это была за болезнь?
– Знаю только, что она болела и тяжело.
– Может, у нее был СПИД?
– Я понятия не имею, чем конкретно она болела, СПИДом или нет. Но, похоже, о СПИДе речь не шла.
– Это же необычно, не так ли, чтобы женщина из трущоб рожала в больнице?
– Она находилась под наблюдением.
– Чьим наблюдением?
Джастину потребовалась секунда, чтобы решить, что следует говорить, чего – нет. Обманывать он не умел.
– Полагаю, одного из центров здоровья. В ее поселке. Или в ближайшем городке. Сами видите, я не в курсе. Меня теперь самого удивляет, как много мне удавалось не знать.
– И Ванза умерла, не так ли?
– Она умерла в последнюю ночь пребывания Тессы в больнице, – отвечает Джастин, чуть более эмоционально, чем раньше. – Я провел в палате весь вечер, но Тесса настояла, чтобы я пошел домой и поспал хотя бы несколько часов. То же самое она сказала Гите и Арнольду. Мы по очереди дежурили у нее. Арнольд принес раскладушку. Тесса позвонила мне в четыре утра. По телефону дежурной сестры, в палате его, естественно, не было. Я сразу понял, что она очень огорчена. Более того, в отчаянии. Дело в том, что Тесса никогда не повышала голоса. Ванза исчезла. Младенец тоже. Она проснулась и увидела, что кровать Ванзы пуста, а кроватки младенца нет вовсе. Я помчался в больницу Ухуру. Арнольд и Гита подъехали одновременно со мной. Тесса была безутешна. Казалось, что она потеряла второго ребенка. Втроем нам удалось убедить ее, что теперь выздоравливать лучше дома. Что со смертью Ванзы и исчезновением ребенка в больнице ей оставаться незачем.
– Тесса не видела тела?
– Она пожелала увидеть ее, но ей сказали, что не положено. Ванза умерла, а ее брат увез ребенка в деревню их матери. Больница посчитала вопрос закрытым. Мертвые не интересуют больницы, – добавляет он, вспомнив Гарта.
– Арнольд видел тело?
– Он опоздал. К тому времени тело уже отправили в морг и потеряли.
Глаза Лесли удивленно раскрываются. Роб, сидевший по другую сторону Джастина, наклоняется вперед, хватает диктофон, чтобы убедиться, что в маленьком окошечке движется пленка.
– Потеряли? Тела не теряются! – восклицает Роб.
– Наоборот, я уверен, что для Найроби это обычное дело.
– Как насчет свидетельства о смерти?
– Я могу сказать только то, что узнал от Арнольда и Тессы. Об этом свидетельстве мне ничего не известно. О нем никто не упоминал.
– И никакого вскрытия трупа? – Лесли вновь обрела голос.
– Насколько я знаю, нет.
– К Ванзе в больницу кто-нибудь приходил? Джастин задумывается, потом приходит к выводу, что скрывать тут нечего.
– Ее брат Киоко. Он спал рядом с ней на полу, когда не отгонял от нее мух. И Гита Пирсон обычно подсаживалась к ней, когда приходила навестить Тессу.
– Кто-нибудь еще?
– Белый мужчина-врач. Но я не уверен в этом.
– В том, что он – белый?
– В том, что врач. Белый мужчина в белом халате. Со стетоскопом.
– Один?
Голос Джастина чуть меняется.
– Его сопровождала группа студентов. А может быть, я решил, что они – студенты. Молодые. В белых
