Киевляне видели это.
— Вот, ты говорил, — упрекали они Вадима, — что от них нам ничего, кроме зла, ждать не приходится, что они на нас непременно смертным боем пойдут… Ничего этого нет… И дома наши не сожжены, и кровь наша не льется…
— Погодите, увидите сами! — скрежетал зубами от злости бывший старейшина, но против любимцев киевлян ничего поделать не мог.
Ярлов принимали везде с большим почетом. Повсюду к ним обращались с одной только просьбой — избавить от хазарского ига.
— Здесь мы и останемся, — объявил Аскольд Диру, когда их ладьи подошли к Киеву, — близко отсюда и город Византия, в наших руках будет и конец великого пути…
Дир во всем соглашался со своим другом.
В Киеве они были приняты так же хорошо, как и в других местах приднепровского края. Здесь Аскольд и Дир решили основаться, но прежде всего они пожелали помочь киевским славянам избавиться от хазарского ига. Счастье благоприятствовало молодым ярлам. Поход их на хазар был как нельзя более удачным. Киев и поляне освободились от власти диких обитателей степей.
4. ТЯЖЕЛОЕ СЧАСТЬЕ
Так они и остались княжить в этой стране.
Счастливо зажили кроткие поляне под властью чуждых им пришельцев. Споры и раздоры в родах затихли. Для всех так же, как и на Ильмене, стала единая правда. И бедный, и богатый, и знатный старейшина, и самый захудалый из родичей знали, что в Киеве им жить легче…
Киев рос не по годам, а по дням.
Со всех сторон сходился теперь в него народ, и какой народ -торговый, тот самый, благодаря которому и растут города на торговых путях, где можно и товар сбыть, и деньгу на нем сколотить немалую.
Так было и с Киевом. Видимо-невидимо было тут разного народу. И из Господина Великого Новгорода приходили сюда с товарами «гости», гости степенные, важные; часто являлись с ними суровые норманны из далекой Скандинавии, а с ними неразлучно и разные люди приходили: видал Киев и живых, вечно веселых франков, с восторгом рассказывавших про свою Лютецию, и огромных рыжеволосых бриттов, и степенных, невозмутимых германцев. Все они являлись сюда с самыми разнообразными товарами, находя Киев удобным местом для мены, дававшим им возможность не пускаться в опасное плавание по бурному Черному морю.
Были в Киеве гости и из таинственной далекой Биармии. Являлись они туда с великолепными мехами и другими пушными товарами, да такими, что их, кроме как от них, здесь, в Киеве, и достать нигде возможности не было… Но более всего понабралось хитрых, пронырливых византийцев, которые чувствовали, что тут им всегда нажива будет, что есть возможность выбрать многое из навезенных со всего света товаров. С ними приходили и сухощавые итальянцы, и персы, и люди из только что нарождавшегося тогда армянского царства. Изредка являлись здесь с виду похожие на евреев (евреи, уж само собой разумеется, не оставили без своего благосклонного внимания этот благодатный край и явились сюда чуть ли не одними из первых), но черные люди, с запасами слоновой кости, золотом и драгоценными камнями. Страну свою они называли Эфиопией и говорили, что их владыки происходят от самого мудрого царя израильского Соломона.
Весь этот сборный люд всегда был покоен и за себя, и за свое имущество. Никогда и никому не дали бы их в обиду князья киевские Аскольд с Диром.
Переменились они с того времени, как храбрые, беспечные они вместе с Рюриком делали набеги то на франков, то на бриттов, то на земли приильменские. Так же отважны и храбры они были, как и прежде, только молодость ушла от них; не манили их уже шум битв, но чудный край своими красотами заставил растаять лед вокруг скандинавских сердец, они увлеклись покоем, отдались ему и жили для счастья тех людей, которые вверили в их руки свою судьбу.
— Ласковей князей наших искать не найдешь! — говорили в Киеве.
— Что солнце на небе!
— Вон, на Ильмене не так! Из их же роду князь, а, рассказывают, совсем другой, забрал ильменцев в ежовые рукавицы и дохнуть не дает.
— Так то на Ильмене… Там так и нужно…
— Особенно с новгородцами…
— Верно! Таких буянов поискать еще…
— Мы — не то: коли хорошо, так и живем мирно…
Так говорили на Днепре.
Но нет полного счастья на земле. Как ни счастливы были князья Аскольд и Дир, а нет-нет — да и защемит тоской их сердце. Вспоминалась им прежняя жизнь. В немой тишине слышался отдаленный шум битв, звук воинских рогов, звон мечей, стук щитов, и среди всего этого чудился старческий, но крепкий голос певший с восторгом:
С войною слава неразлучна, Нет в мире лучше дел войны.
Кто не был ранен — прожил скучно, Как осень, дни его темны…
И в этом таинственном голосе они узнавали голос старого берсекера Рулава, умершего под эту песнь на их же глазах.
Да, в светлой Валгалле охотится теперь старый берсеркер за чудным вепрем. Устав от охоты, пирует он в чертоге Одина, дивной красоты валькирии ласкают его там, а на земле скальды своими вдохновенными сагами хранят в памяти потомства его славное имя…
А их имена никто не вспоминает. Скальд не сложит в честь их саги, ни одна мать не назовет их именем своих сыновей, они забыты, забыты навсегда…
Они — берсекеры старого Белы… Валгалла не ждет их: они сами забыли, что каждый норманн рожден для войны…
И грустно, и скучно становилось витязям, когда такие мысли приходили к ним. Скандинавская кровь давала себя чувствовать.
— Что нам делать? — спрашивали они друг друга.
— И дружина скучает… Столько молодцев без дела…
— Идти в поход…
— Куда?
В самом деле, куда? Не на Ильмень же! Там свои, там — Рюрик и Олег с отборной дружиной. В Биармию? А где она? Найти ее трудно…
И все чаще и чаще в такие минуты тоски по прежней привольной жизни обоим витязям приходила на память Византия…
5. ПЕРВЫЕ ИСКОРКИ
Но не одни князья подумывали о ней.
Было в княжеской дружине много горячих голов, помнивших свою Скандинавию и считавших, что «нет в мире лучше дел войны». Они не роптали на Аскольда и Дира за их бездействие открыто, но между собой в разговорах только и вели речь о так близкой к ним Византии…
Всем в Киеве от наезжих гостей было известно, что в этом городе скопились богатства целого мира, что народ там труслив и изнежен, что власть слаба, а потому и манила к себе, как запретный плод, княжескую дружину эта столица…
— Не узнать совсем наших конунгов! — говорили старые варяги. — Куда делась их прежняя
