что до правды докопается. Узнает, чей это был джип, почему он перевернулся, кто в кого стрелял, и самое главное, отчего уехала так быстро машина ДПС, закрыв глаза на происшествие.
– Лучше бы он раскопал, почему ГАИ занимается извозом, – буркнул я.
– Это мелко, частный случай, – снисходительно объяснила она.
– Ничего себе – мелко. Знаешь, сколько можно зашибить, если таксовать всю ночь?
– Да где уж мне...
– И вообще, он что – кретин? Где он ночью, впотьмах, увидел следы огнестрельного ранения? Если у него так развито воображение, пусть книжки пишет. Детективы.
– Он и пишет. Мы все этим балуемся. Я, конечно, понимаю, что ты плечом на крюк напоролся, но деталь интересная.
– Так что в итоге? Коля делает себе имя? Коля ищет, чей джип? Коля расследует «дело»?
– Коля получил новую игрушку. Коля в ближайшие месяцы и не вспомнит об этой мелкой заварушке. Коля получил такую тему, что забыл о дырке в твоем плече, как о ерунде. На этом имени не сделаешь.
Я даже обиделся.
– Что же за тему нарыл твой Коля?
– Нарыл не Коля. Нарыла я. И отдала ему. Ты не представляешь, что такое для нас – тема! Их воруют, караулят, предугадывают, придумывают. Только так можно кем-то стать.
– Вот это жертва!
– Я же говорила тебе – это стоит дороже, чем гнутый бампер.
– Ну, теперь как честный человек, ты должна сказать, а я должен знать – что это за тема.
– Один депутат. Он наворочал в городе таких дел, что хватит на целый роман.
Я затушил сигарету о свою голую коленку.
– Давай свой кофе. Я созрел.
И она включила кофеварку.
Мы молча выпили вполне приличный кофе.
– Я бы все-таки оделся. Холодно.
– Но ты действительно оставил одежду в сарае.
Я выжидательно посмотрел на нее, она пожала плечами.
– Сам орал, что признаешь секс только в машине. Я еле уговорила тебя дать порулить. Хочешь, я сгоняю в сарай на твоей машине? Моя сломалась.
Я представил, как она припрется к школе, перевернет все в моей каморке, потом выйдет с моими джинсами и трусами. Нет уж, лучше я останусь тут жить.
– Мои штаны на тебя не налезут.
– Ты не подумала, как я поеду обратно?
– А почему я должна об этом думать?
– Может, ты решила, что я останусь тут жить?
– Я решила, что пьяный дебош лучше совершать на моей территории. Как я понимаю, ты любишь влипать в истории.
– Много ты понимаешь.
– Ну да, такие парни как ты любят, чтобы другие были глупее, слабее и беднее.
– Да пошла ты! – заорал я и ринулся в коридор обуваться. Ботинки оказались на месте. Результатом моего гневного порыва оказалось то, что я торчал голый, в ботинках, перед входной дверью. По сюжету, ею надо было громко хлопнуть. Но я не мог.
– Жиденькие ботиночки, – сочувственно произнесла она, глядя на мои штиблеты.
Оставалось одно. Смириться. Я прорвался под шквальным огнем охраны депутата Грача, спрыгнув с третьего этажа. Я виртуозно ушел от пули, предназначенной Ильичу, проделав фигуру высшего пилотажа. А теперь стоял абсолютно голый, в рваных ботинках, перед этой дурой и не мог хлопнуть дверь перед ее наглой рожей с породистым носом.
– Там рубашечка еще осталась, – позаботилась она.
Ну что мне было делать? Я почесал яйца. Хоть так плюнуть ей в лицо.
– Гони одежонку какую-нибудь.
– Счас, – кивнула она.
И принесла вполне приличные шелковые брюки болотного цвета.
– От бабушки остались. Она была кокетка.
Кокетка была моего размера, потому что зад мой вполне комфортно разместился в этой прелести.
– Коротковато, – вздохнула она.
– Рубашку! – гаркнул я. Она послушно притащила мою джинсовку.
– Черт, забыл постирать у тебя свои шмотки. Зато помылся. Рон, ко мне! Рон! – Рон не шелохнулся. – Рон, домой!
– Не ори, разбудишь соседей. Рокки, иди домой!
Арон встал и я, наконец, от души смог хлопнуть этой дверью. Но дверь снова открылась. Эта баба не любила, чтобы последнее слово оставалось не за ней.
– Мы увидимся? – томно свесилась она на площадку.
– На том свете.
– Хотелось бы раньше.
Ключи от машины торчали в замке зажигания. Или она действительно законченная дура, или ее так захватила необузданная страсть, что нужно было скорее дотащить меня, беспомощного, до своего дивана. Подъехав к сараю, я понял, что понятия не имею, куда она засунула ключ. Как там они говорят? В деревне у бабушки – под порогом, у дебила – за косяком. Ключ лежал за косяком.
– Петь! – услышал я за спиной знакомый бархатный голосок. Я обернулся и увидел Лилю в спортивном костюме.
– Петь, у меня в кабинете стеллаж рухнул с образцами. Дора Гордеевна сказала, что тебя можно попросить починить.
– И ты для этого приперлась сюда в такую рань?
– Нет, – надула Лиля хорошенькие губки. – У меня пробежка. А ты что, только домой пришел?
– У меня тоже пробежка.
– А! Петь, ты брюки новые купил, да?
– Да. Спортивные. Беги быстрей, а то к урокам не успеешь.
– Помчалась. – Она побежала трусцой, красиво качая бедрами. – Петь, а тебя надули! Это не спортивные штаны. Это пижамные. И они женские.
Черт бы побрал этих баб. Хочу жить с Сазоном, дружить с Мишкой, и грезить о Карине. Она настоящая женщина. Тонкая, умная, изысканная. В женщинах для меня главное не количество, а качество.
В школе ко мне прицепилась Дора Гордеевна.
– Дроздов! Вы провели в своем классе хоть одно родительское собрание?
Я только что стоически выдержал педсовет, а теперь мне грозит родительское собрание.
– А что, уже пора?
Дора так захлебнулась собственным гневом, что не смогла достойно ответить.
– Проведу! И стеллаж починю!
Дора удалилась с достоинством. И как же его провести? Публичные выступления нынче не в моем вкусе. Мало ли кем могут оказаться родители? Очутился же в патрульной машине журналист Коля Серов, да еще с фотоаппаратом, а я так увлекся игрой в прятки, что даже не заметил вспышки. Теперь нужно засветиться перед родителями, среди которых может быть хоть сам начальник уголовного розыска.
«Прокурорская проверка» появилась в школе в виде миловидной, темноглазой и очень доброжелательной девушки. Она ласково зазывала в учительскую всех по очереди и о чем-то там беседовала. Чтобы избежать такого допроса, я на переменах прятался у Лили в кабинете труда, восстанавливая развалившийся стеллаж. Лиля была так рада неограниченному доступу к моему телу, что на переменах совсем не выходила из класса и трещала без умолку.
