Лифт не работал, и я через пять ступенек понеслась на восьмой этаж. Дозвониться я не могла минут десять. Наверное, дед до сих пор с балкона обучал народ правильно ездить. Я в дверь звонила, пинала ее и колотила. Наконец, обессилила, и уже хотела бежать вниз семафорить Сазону, чтобы впустил, как вдруг замки лязгнули и тяжелая дверь отворилась.
– Дама! – рявкнул Сазон. – Зачем ты так шумишь? Ты что – глухая?!
От неожиданности я кивнула. Дед вдруг смягчился, поманил пальцем, чтобы я нагнулась и крикнул во весь дух мне в ухо:
– Проходи!
Меня контузило, шатнуло, и я ввалилась к Бизе домой.
– Чтой-то ты неустойчивая какая-то, – чуть тише сказал дед. – Пьяная что ль?
Я еле удержалась, чтобы снова не кивнуть. С Сазоном хотелось во всем соглашаться.
– Счас! – крикнул дед и умчался в комнату. Я огляделась. Обстановка в квартире была спартанская. Стены побелены, пол – чисто выскобленный, деревянный. Из мебели в комнате виднелся только старый шкаф и жесткая деревянная кровать.
Появился дед с ворохом какого-то тряпья, и заорал:
– На! Я от старья завсегда избавляюсь! Бери – не жалко! Я понимаю – бизнес. У меня друган есть, у нас тоже бизнес. – Он великодушным жестом швырнул на пол какие-то старые одеяла, подушки, и даже рваные штаны. Я отшатнулась.
– Мне это не надо! – заорала я так громко, что он услышал.
– Да? А на хрена приперлась? У нас завсегда ходят, старье собирают. А тут ты! Авто – утиль, штанишки потертые, пенсне из восемнадцатого века!
Я сделала большое усилие, чтобы не обидеться. За эту стильную потертость на джинсах я выложила 150 долларов, а чтобы купить очки, два месяца горбатилась, строчила статейки, пристраивая их во все издания города под разными заголовками. И авто у меня не утиль, а ... раритет.
И тогда я влепила Сазону в лоб:
– Я от Глеба!
Сазон сбегал на кухню и принес буханку хлеба.
– Жри, доча! А то сухая как вобла.
Я чуть не зарыдала от бессилия. И тогда, из нагрудного кармана, я достала русые волосы Бизона и протянула деду. Он схватил их скрюченными пальцами, похоже, все понял, или – узнал, потому что пальцы сильно задрожали.
– Он живой? – самым настоящим шепотом спросил Сазон.
Я закивала, закланялась всем телом, давая утвердительный ответ.
– Тогда почему его волосья у тебя в грудях? – вернулся к нему голос.
Я подумала, как бы ему объяснить, и не нашла ничего лучшего, как постучать указательными пальцами друг о друга. Дед сказал «А!» и осмотрел меня более критически.
– Яишенку будешь? – гаркнул он, и потащил меня на кухню. Там царил строевой порядочек. Кастрюльки, сковородки, чашки и тарелки расставлены были строго параллельно и перпендикулярно. Все было старое, простое, добротное, и чистое. На столе – клеенка в клетку, на окнах – короткие холщовые занавески. Только одна вещь не вписывалась в этот суровый быт – огромная, шикарная, дорогущая, серебристая микроволновка Whirlpool. Я все время откладывала покупку именно такой, потому что не хватало денег.
Сазон достал из холодильника штук двадцать яиц и стал ловко колотить их в шипящее на громадной сковородке сало. Я попыталась перехватить инициативу, но он крикнул, что я слепая, глухая, худая и ни на что не гожусь. Я вытащила из сумки, купленную по дороге бутылку Хэннеси и пачку Житана. Увидев коньяк, Сазон заметно ускорился. Он стремительно нарезал хлеб, покрошил зеленый лук, разлил коньяк по рюмкам, и сел напротив.
– Где письмо? – проорал он.
Я вдруг поняла, что совсем забыла про письмо, которое Глеб написал деду, и передал со мной. Зачем было устраивать ужастик с отрезанными волосами, если можно было просто вручить Сазону письмо? Я порылась в сумке, откопала конверт. Сазон, прежде чем начать читать, опрокинул рюмочку.
Читал он долго, держа листок в вытянутой руке, и откинув голову назад. Мысль обзавестись очками, ему, конечно, в голову не приходила. Слепая и глухая из нас двоих была я. Сазон шевелил губами, иногда бормотал, один раз у него предательски задрожали руки, он часто заморгал, но быстро справился с собой и опять тихонько забормотал, то улыбаясь, то хмурясь.
Я понятия не имела, что было в этом письме, хотя Бизон не запечатал конверт. Я не люблю читать чужие письма. Я не хотела знать, как представил меня Глеб самому близкому ему человеку. Или боялась. Я сама хочу строить все отношения, без подглядывания в чужие определения. Даже если эти определения принадлежат Бизону.
Все же, чувствовала я себя неуютно, особенно, когда дед пару раз с любопытством скосил на меня хитрые глаза. Я усиленно принялась за угощение. Никогда не закусывала коньяк яичницей с зеленым луком.
– Значит, ты не старьевщица, – объявил Сазон, закончив, чтение.
Я, едва не подавившись, благодарно кивнула.
– И Глеб не в Казани, – подытожил Сазон. Я снова кивнула. – Мишка сказал, что он не появился у подруги его тетки. Сказал, что он пропал, и с ним никак не связаться. Ишь, ты! Как вышло-то! Учитель! Ишь ты!
Он хлобыстнул еще рюмочку и, забыв про яишенку, резво забегал по кухне.
– Ишь, ты! И не позвонит, говнюк! Ну, это понятно – ищут его! Каждая собака знает, что ищут. Мишка все заходил, спрашивал, не написал ли. Баба какая-то названивала, адресок требовала. Я сказал – от хрена уши тебе, а не адресок. Больше не звонит. Ишь, ты, педагог! А ты, значит, писательница!
Ну вот и стало понятно, кто я для Бизона, а теперь и для Сазона. Дед внезапно резко остановился, и уставился на пачку Житана.
– Кто научил тебя курить это говно?
Я пожала плечами. Вроде, никто. Единственные сигареты, от которых остается впечатление. Сазон близко наклонился ко мне, и доверительно крикнул в ухо:
– Правильно он этого Грача грохнул!
Я вздрогнула.
– Это не он грохнул!
– Точно, и не охнул! Я теперь в почете хожу. Турникеты-то убрали! Нет турникетов! Все говорят, если бы не Глеб мой, то сами бы его замочили! Вот! Украл у народа подвиг.
– Он не крал подвиг!
– Знаю, он написал, что ты краля со сдвигом!
Я чертыхнулась, и решила объясняться с ним только жестами.
– За знакомство! – дед налил еще рюмочку, и выпил залпом прежде, чем я успела предложить ему чокнуться.
Внезапно зазвонил телефон. Причем, не тот допотопный, который я видела в коридоре, а мобильный, с полифоническим звучанием, исполнявший ни много, ни мало пятую симфонию Бетховена. Сазон подскочил на месте и стал отчаянно колотить себя по бокам. Серебристый Simens он нашел в наколенном кармане камуфляжных штанов.
– Але! – крикнул он, с трудом отыскав кнопку включения. – Але! Есть контакт с подводной лодкой! Але! Какая срачка? Почему беременная? – От удивления Сазон сел прямо на пол посреди кухни. – Ах отсрочка! Ах временная! Ух, ты, твою мать! – Он подскочил с пола, а я искренне посочувствовала его собеседнику. – А хрен им! Нужно в срок! Все и сразу! Или... или...
– Включим счетчик, – не удержалась я от подсказки.
– Вкрутим свечку, – повторил за мной угрозу Сазон.
– В беременную срачку, – снова не смогла сдержаться я. Сазон скосил на меня хитрые глаза и нажал отбой. Что-то не похож он на пенсионера, который живет на одну пенсию.
– Счас! – крикнул дед и умчался в комнату. Я с опаской поджидала, что он придумает на этот раз. Вернулся Сазон с огромным фотоальбомом.
