отдирать от которой полотно было больно.
Потом Кудияр промыл ему раны и порезы остро пахнувшим составом. Самая глубокая рана была в боку, под ребрами, и еще очень болел порез от плеча до локтя: хотя и не слишком опасный, он постоянно кровоточил и повязка была мокрой от крови.
Обмыв сына, Кудияр стал толочь какое-то средство в берестяном ковше, намазал его на чистый кусок полотна.
– Где ты научился врачевать, отец?
– Мне много чему пришлось научиться в жизни. Всякое бывало. Но главное, мы сразу позаботились о тебе. А потом мои парни волхвов сыскали в здешнем лесу. Местные ведуны знают свое дело, сразу же за тебя принялись. А то, что больно... Так рана и должна болеть. Но ты выдержишь, ты молодой, справишься. Тут самые подходящие травы, они смешаны с медвежьим жиром, взятым из самого нутра хозяина леса, ближе к сердцу. Вот ты и получишь силу медведя.
Он еще продолжал говорить, но Стема уже не слышал. Уснул.
Потом он начал поправляться. Молодое здоровое тело помогало лечению, поврежденные ткани сращивались и сочились уже не кровью, а сукровицей. Приходившие наведать раненого волхвы удовлетворенно кивали.
– Они тут неплохие мужики, – сказал сыну после ухода ведунов Кудияр. – Дело свое знают, и все время стремятся помочь. В чащах, где почитают улыбающихся богов, служители не такие важные. В городах им только подношения подавай да почет выказывай, а эти... Я попросил, они и пришли. Сказали, что потом, когда встанешь на ноги, рассчитаемся, а пока каждый день приходят, заботятся о тебе, снадобья свои несут, на капище огонь возжигают, дабы боги не оставили тебя без внимания. У дреговичей ни один бог над другими силы не имеет, вот служители и молят каждого понемногу: то Живу, подательницу здоровья, то Макошь, чтобы нить судьбы твоей не пресеклась, то Перуна, чтобы силу не отнял, а больше всего Рода, чтобы ты выжил, встал да сыновей таких же крепких наделал.
И он подмигнул сыну.
Стема с лежанки глядел на отца. Без привычных доспехов, в светлой холщовой одежде местных жителей, Кудияр выглядел непривычно. Как непривычна для Стемки была и ранняя седина отца, словно пеплом присыпавшая его буйные кудри и бороду вокруг рта. Но стариком Кудияр все равно не казался. Плечистый, рослый, так что головой едва не касался потолка избушки. Стемка когда-то мечтал вырасти таким же могучим витязем, но так и не смог дотянуться ростом до отца.
– Ты на мать свою похож, – объяснял ему Кудияр. – Она была такая же ладненькая и подвижная, хотя и не больно высокая. И цветом глаз ты в нее пошел, да и зоркостью тоже.
– Да ведь ты ее почти не знал, – замечал Стема, помня, что с его матерью Кудияр сошелся по просьбе Гордоксевы и только на одну ночь.
– Как же не знал. В Смоленске ее все знали, красивая была. Вот и ты в нее.
Они оба умолкали. Стема полулежал, опершись спиной о взбитое изголовье под шкурами, Кудияр привычно возился у стола или помешивал какое-то варево в котелке на выложенной камнем печурке. Потом садился на пороге открытой двери, начинал перебирать связки собранных трав, связывал в пучки, что-то говорил. Вот лапчатка, очищающая кровь, вот донник для заживления ран, а вот и вербена для обеззараживания и притока крови. Стема невольно начинал улыбаться: надо же, такой прославленный воевода, а как поглядеть, обычный знахарь. И он вслушивался в слова разговаривавшего с самим собой Кудияра, пока его речь не становилась вовсе невнятной. Это убаюкивало, и раненый вновь засыпал.
Спал нынче Стема, пожалуй, как никогда в жизни много. Снилась ему Светорада... Ее смех, разлетающиеся по ветру волосы, прозрачные светло-карие глаза под длинными черными ресницами, ее нежная кожа, улыбающийся сочный рот... Вот они плавают вместе в реке, брызгаются и хохочут, вода несет их легко. Хорошо-то как!.. И Светка такая... Вдруг Стеме становится тревожно, он начинает озираться и видит вдоль берега силуэты людей. Он понимает, что из этой солнечной реки им нельзя выходить, только тут, на воде, спасение. Ибо там, вдоль текучей воды, стоят все они: суровый Эгиль, мутный, как будто под слоем меда, Игорь в высоком островерхом шлеме, а с ним мрачно поглядывающий Олег. Там же и Ольга, напряженная, недобрая, нервно теребящая переброшенные на грудь косы. И все они отчаянно злы на них со Светорадой, поэтому и нужно держаться подальше от берега, уплывать... в ночь... Какая, к бесу, ночь, если только что вода в реке искрилась солнцем. Но нет, уже темно, плещет волна. Ах, только бы им удержаться на ней, только бы уплыть... Ведь теперь без Светорады Стемке не жить. Да и ей без него. А волна все несет, несет...
– Света! – вскидывается он со сна.
– Тише, тише, – оказывается рядом отец, мягко укладывает, убирает со лба сына влажные волосы. – Все уже хорошо, успокойся.
У Стемы кружится голова, дышать тяжело.
– Вынес бы ты меня на двор, батя. Притомился я уже лежать.
– Повремени, сын. Слаб ты еще. Того и гляди раны могут раскрыться. Ведь едва тебя выходил. Так что лежи, отдыхай да набирайся сил.
Кудияр садится рядом, начинает вести с сыном речи. Наговорились они, пожалуй, на всю жизнь. Правда, говорил в основном Кудияр. Рассказал Стеме, как Гордоксеву приносили в жертву, как она покорно выпила поднесенное ей волхвами питье, а потом безучастно шагнула с кручи над Днепром, канула в воду, как камень... Только круги пошли. Кудияр тогда на празднике напился до полусмерти. Смутно помнил, как люди кричали и плясали, когда пошел дождь, когда Перун принес, наконец, на землю дожди с грозами. Ливни шли без конца. Кудияр же все пил.
– Ты ведь всегда любил княгиню Гордоксеву, – осмелился как-то заметить его сын.
Бывший воевода только кивнул седой головой.
– Всегда. Знаешь, сын, я ведь в молодости как ветер был, носился где попало, бабам и девкам подолы задирал. А потом... Словно очаровали меня. Баб ведь под солнцем много, а мне ни одна душу не всколыхнула так, как Гордоксева. И сколько бы потом у меня ни было случайных полюбовниц, ни к одной сердцем не прикипел. Так-то.
Стема глядел на седую голову отца. Откуда седина-то? Оттого ли, что уже пора пришла, или из-за него, единственного признанного своим сына? А может, появилась, когда ладу его в реке утопили, а он должен был смотреть. Стема не расспрашивал. Видел, что отец опять возится со своими травами, ступками и пестиками. Что-то толчет, напевая негромко.
Стема отворачивался, рассматривал на полках вдоль бревенчатых стен избушки всякие лубяные коробки и деревянные миски, развешанные пучки трав, печку каменку. А думалось ему о Светораде... Если вдруг выйдет так, что он повторит судьбу отца? Что полюбит только одну-единственную? А то, что он полюбил Светораду – это Стема понимал. Ненавидел когда-то, злился на нее, а потом... Когда успела зачаровать-то его легкомысленная Светка? Вертихвостка, насмешница, плясунья безудержная? И красота несказанная... и сердце золотое. Княжна... княгиня будущая. Может, Стема сошел с ума, раз полюбил недоступную ему девушку, но, видно, это у него наследственное... Хоть в чем-то пошел в отца. Но Стеме повезло больше, ведь его избранница ответила ему взаимностью. «Никогда и никого я не любила так, как тебя», – сказала ему Светорада, и он ей верил. Какая пара из них могла бы выйти! Эх, мечты...
Кудияр рассказал сыну, какой переполох поднялся, когда стало известно об исчезновении княжны. Все тогда будто ополоумели, весь Смоленск бурлил, люди бегали и кричали, что украли их Светлую Радость, что не будет больше им счастья. Принесший известие княжич Ингельд на себя не походил – ярый, злой, даже голову забывал брить, так носился по округе, разыскивая сестру. По всем рекам, по всем путям искали Светораду Смоленскую. Многие тогда решили, что это Стемка Стрелок ее похитил, только Олег, который все еще пребывал в Смоленске, расспросил обо всем подробно и заподозрил, что дело это может быть как-то связано с Гуннаром. Вот Олег с княжичем Асмундом и разослали повсюду вестовых, велели обыскивать все идущие по рекам суда. А самого Кудияра Олег отправил в Киев, к княжичу Игорю, чтобы и тот занялся поисками своей пропавшей невесты. Кудияр встретил Игоря еще по пути, под городом Любечем на Днепре. Тот возвращался в Смоленск за невестой. После удачного похода молодой князь был очень горд собой, а тут такое известие: у него, сокола русского, умыкнули невесту почти перед свадебным пиром. И он сразу же ринулся на поиски. Хорошо, что немного помешкал, а то в спешке пропустил бы гонца от Стемы. Как только Кудияр с молодым князем увидели пояс Стемы, поняли, что парню ведомо, где находится княжна, они сразу
