– Поплатишься мне за это! Пожалеешь, что родился на свет!..
И уже другие воины стали приближаться к Стемиду, окружая. Но тот, не ожидая, когда будет исполнен наказ Игоря, рванул с места, как сокол с руки, кинулся прочь. Кто-то из гридней уже отрезал ему путь к воротам, но Стема, знавший в детинце каждый закоулок, и не стал бежать им наперерез. Быстро отскочил за дружинную избу, бросился в сторону складских строений. А там стояла медуша, где, как было ведомо Стеме, имелся подземный ход из детинца. Об этом знали только свои, но Стема и был своим.
Гордоксева видела несчастное, искаженное горем лицо Кудияра. Ну и наградил Род его сыночком! Этот вечно – из огня да в полымя. И когда Кудияр кинулся к княгине, схватил, забывшись, за руки, стал молить помочь, она только и могла сказать, что в таком деле и ее слово особого веса иметь не будет.
– Но ведь ты вымолила некогда ему прощение у Эгиля! – взывал Кудияр.
– Нашел о чем вспоминать, – сурово ответила Гордоксева. Но добавила тише: – Пусть схоронится пока. У него на это ума хватит. А там поглядим.
Обернулась – и княжна рядом. Лицо бледное, взволнованное. И это рассердило Гордоксеву. Есть о ком горевать! Этот Стемка когда-то ее саму чуть чести не лишил, а теперь честь ее жениха попирает. Скоморох! А ведь скоморохов за их дерзость не раз на кол сажали. Вот Стема и нарвался на Недолю свою.
Княгиня ушла. Она уже поняла, что Стеме удалось скрыться, и в душе была этому рада. Да и то, что Стема подальше от ее дочки окажется, хорошо. А то, как видишь их вдвоем... Недаром Игорь так вспылил и захотел Стему опорочить перед княжной. Да сам же на свое жало и напоролся. Недаром говорят: не рой другому яму.
А вот Светорада не знала, что и делать. Она видела, как взволнован Кудияр, как по-настоящему разгневан Игорь. Кто-то из детских подал ему нож, Игорь разрезал ткань шароваров – иначе не освободился бы от стрел. Княжне посмеяться бы, глядя на то, как ее жених шел через двор в лохмотьях, оставшихся от шикарных широких штанов, но сейчас ей было не до смеха, – Светорада видела, как по его приказу побежали искать Стему воины и слуги. Игорь при этом гневно кричал:
– Из-под земли достать! Хоть из-за кромки Нави![105] Серебряную гривну тому, кто его голову принесет. И золотую, кто живым доставит.
В какой-то момент их взгляды с Игорем встретились. Светорада понимала: даже страх перед тем, что она расскажет о его недостойном поведении во время Ярилина праздника, не остановит сейчас Игоря. Это было ясно и по тому, как он поглядел на нее, – гневно, осуждающе, сердито... Ах, Светораде было не привыкать к подобным взглядам любезного жениха, но одно она поняла: если вмешается – и Стеме помочь не сумеет, и сговор, так выгодный Смоленску и ее родне, может нарушить. А этого Смоленская княжна Светорада не могла себе позволить.
«Вот так я и буду птицей перепуганной, а не княгиней при нем. Матушка учила, что только лаской и разумением можно привязать к себе Игоря. А меня едва ли не трясет в его присутствии. И почему у меня нет княжеской смекалки да изворотливости, отчего я хоть на векшу[106] не так хитра, как мой брат Асмунд, который всегда знает, что делать!..»
И тут княжна замерла. Асмунд! Она поглядела в сторону крыльца, где еще недавно сидел ее брат, но его уже не было, и княжна со всех ног бросилась в терем.
Стремглав влетела в горницу Асмунда, кинулась к уже сидевшему на привычном месте княжичу, упала у его ног, обхватив за колени.
– Помоги, брат! Ты ведь умный, ты все можешь! Говорят, что и на капищах не найти такого мудреца, как Асмунд...
И неожиданно умолкла, почувствовав рядом чье-то присутствие. Обернулась. Так и есть – она, Ольга. Сидит на лавке у стены, яблоко моченое ест. На взволнованную княжну посмотрела невозмутимо, откусила кусочек, облизнула яркие губы.
– Пусть она уйдет! – резко сказала брату Светорада.
– Да что случилось, Рада? – ласково гладя сестру по волосам, спросил Асмунд.
– А ты будто не ведаешь! Оконце твое ведь выходит на двор, все, небось, видел.
– Нет, я не смотрел, – невозмутимо заметил Асмунд. И уже спокойнее: – Ну, говори: что за беда такая стряслась, когда я ушел?
Светорада бурно дышала. При Ольге говорить было стыдно. Но как подумала, что Стему поймают... Что разлютившийся Игорь его казнит страшно... Поэтому и стала торопливо рассказывать все. А когда закончила, то еле слезы смогла сдержать. Казнят же Стемку! Игорь тут всем заправляет, в своей гордыне он никого не послушает.
– Но ведь и Стема повел себя непозволительно, – строго заметил княжич. – Это все равно, что покушаться на жизнь Игоря. Промахнись Стемид хоть немного... Сама понимаешь.
– Стема не промахнулся бы, – негромко подала голос Ольга. Хрустнула яблоком и сказала: – Но оскорбил Стрелок Игоря сильно. Теперь княжич не успокоится. Пока здесь находится...
– И чего он застрял в Смоленске-то! – всплеснула руками Светорада. – Видеть его не могу! Не нужен он тут! – И к Ольге: – Да забирай ты его! Со всеми его землями и Киевом забирай!
Ольга перестала грызть яблоко. Глянула на Светораду изумленно, потом с насмешкой, а затем вдруг как будто что-то поняла. Но молчала.
А Светорада подумала: вот было бы славно, если бы Ольга с Игорем действительно укатили куда- нибудь! Дышать всем стало бы легче. Ну а Стема... Стрелок тут свой, его в отсутствие Игоря вновь при ней рындой поставили бы.
Она обратилась к Асмунду: пусть ее разумный брат придумает, как услать Игоря. Да что же это такое, раз сами князья Смоленские сыну Рюрика не указ!
Выпалив все, Светорада почувствовала, что плачет. И так стыдно вдруг стало! А тут еще эта Ольга пялится на нее, не переставая грызть свое яблоко. И Асмунд при ней... Вот уж зацепила брата, поляница проклятая!
Когда княжна ушла, Асмунд и Ольга какое-то время молчали. Ольга, доев яблоко, бросила огрызок в кувшин на столе и, достав из сумы на поясе платочек, аккуратно вытерла пальцы и губы. Посмотрела в распахнутое окно. Н-да, разозлил Игоря Стема, хотя, что там говорить, Игорь в последние дни сам не свой ходит. На нее сердится неизвестно за что. Ведь как сладко любились недавно, а теперь едва глядит в ее сторону, а если глянет... Неприятно было вспоминать, как ее милый чуть с мечом не пошел на нее. Ольга решила, что Игорь попросту бесится от безделья: так боевой конь рвется и мечется в стойле, когда других выводят в поход. Игорь человек деятельный по натуре, а его держат тут, да еще в такое время, когда где-то происходят важные события. Игорю хотелось славы и подвигов, хотелось проявить себя, чтобы всем, а главное своему воспитателю Олегу, доказать, на что он способен. Для него это первейшая задача – показать Вещему, что он уже в состоянии действовать самостоятельно.
От размышлений Ольгу отвлек Асмунд:
– Что, Некрас сегодня рассказывал, будто к уграм может помощь подоспеть из степи?
Ольга поглядела на него с недоумением. Лицо Асмунда, нежное, как у девушки, сейчас казалось жестким от напряженного раздумья.
– Да ты никак решился сестрице подсобить? – усмехнулась Ольга. Но тут же перестала улыбаться, уловив, что задумал Асмунд.
Быстро поднявшись, она подошла к небольшому столу, где лежали несколько нарисованных на телячьей коже карт. Одну из них развернула, сначала сама поглядела, а потом подтащила к столу кресло княжича.
– Ты бы не напрягалась, – нежно взглянул на нее Асмунд, но Ольга только отмахнулась.
– С меня – как с листа роса. Да и беременность – не хворь.
Потом они долго глядели на карты, рассматривали обозначенные на ней синим линии рек, желтым – степи, белым – дороги и броды через притоки Днепра. И хмурились. Как ни суди, у Игоря сил и времени маловато, чтобы выступить против подходящей с севера орды, да и Олег за это не похвалит. А Игорь, хоть и горяч, и рвется в поход, однако не глуп. Поймет всю безнадежность того, что они предлагают.
– А что ты скажешь насчет нынешней жары? – поднял на Ольгу умные голубые глаза Асмунд. Она глядела с недоумением: при чем тут жара? Но княжич пояснил: – Степь в такую сушь высохла вся, быстро загорится.
И опять Ольга удивилась его разумности. Надо же, и в степи никогда не бывал, а зрит, как говорят, в
