— Я был на одной из
Они обменивались воспоминаниями, стоя с соединенными в рукопожатии руками. Наконец она, улыбнувшись, отпустила его руку.
— У вас хорошая память, профессор. Хочу заметить, что ваши лекции служили направляющими моментами моей работы.
— Ну что вы, — смутился Смит.
Усаживаясь рядом с Тирни, Мак подумал, что за всю свою долгую адвокатскую практику ему еще не приходилось встречаться с детективами, которые внешне и манерой одеваться походили бы на Дарси Айкенберг. Черты лица этой высокой с копной густых, больше напоминавших львиную гриву, каштановых волос женщины, казалось, были выточены резцом искусного мастера, обладавшего исключительным чувством пропорции и симметрии. И сложена она была не менее гармонично. В большинстве своем женщины-детективы (число которых увеличивается с непостижимой быстротой) одевались с некоторой небрежностью, под стать большинству своих коллег-мужчин. Но это ни в коем случае не относилось к инспектору Айкенберг. Она была одета так, словно собралась на деловую встречу на самом высоком уровне. Качество ткани и покрой ее черного костюма не оставляли сомнений относительно его стоимости и места приобретения. Белую шелковую блузку у ворота украшал большой бант. Очень элегантно, а вот что касается профессии, решил Смит, если бы на телевидении продолжалась игра «
Когда все сели, Смит попросил Айкенберг сообщить подробности убийства Полин Юрис.
— Известно пока немного, — начала Дарси, она сидела, закинув ногу на ногу, и Смит отметил, что они у нее красивые. — Тело нашел ранним утром на острове Рузвельта смотритель парка. Труп опознан. Удар был нанесен по голове тяжелым гладким предметом правильной формы.
— Правильной формы? — переспросил Смит. — Что-то похожее на молоток?
— Это был не молоток. Тело находилось у кромки берега у основания дамбы, оно наполовину было погружено в воду.
— Она была полностью одета? — спросил Смит.
— А вам не кажется, что наш уважаемый профессор
— Прошу прощения, — проговорил он, — привычка — сильная вещь.
— Я пошутила, — отозвалась Айкенберг.
— Вендель, — обернулся Смит к Тирни, — я не понимаю, в каком я здесь качестве? Могли бы мы перейти в другую комнату?
— У вас есть еще ко мне вопросы? — обратился Тирни к детективам.
— Думаю, что пока — все, — ответила Айкенберг, сменив положение ног. — Конечно, у нас еще появятся к вам вопросы. Надеюсь, вы не планируете никаких поездок?
— Напротив, — лучезарно улыбнулся Тирни, белизну его зубов еще сильнее подчеркивал загар, — а вы запрещаете мне выезжать?
— Было бы неплохо иметь такую возможность.
— Что вы скажете по этому поводу, господин Советник?
— Я не являюсь твоим адвокатом, Вендель, — пожал плечами Смит.
— Возможно, но это недолго исправить.
— Мне кажется, это нецелесообразно, — обратился Смит к Айкенберг. — Или вы всерьез считаете, что мистеру Тирни следует отменить важные деловые поездки? Он что, является подозреваемым?
— В интересах следствия присутствие мистера Тирни, как и других людей, одинаково важно, — парировала Айкенберг. «Умно сказано, — подумал Смит, — очень дипломатично, и на мой вопрос не ответила». — Мистер Тирни может ехать туда, куда ему необходимо, но он должен ставить меня в известность относительно своих планов.
— Ну и отлично, — согласился Тирни. — Никаких длительных поездок я не планирую, одна, возможно, две на день, не больше.
Тирни проводил полицейских. Вернувшись, он подошел к Смиту и несколько раз сжал его плечи, словно массируя их.
— Мне понравилось, как ты поставил ее на место, когда речь зашла о моих выездах, — сказал Вендель.
Смит поморщился от такого «массажа», но не от боли: ему не нравилось, когда люди делают то, о чем их не просят. Он встал с кресла и подошел к окну, выходившему на реку: маленькая, выкрашенная в красный цвет, лодка быстро шла вниз по течению.
— Итак, я здесь, Вендель, — обратился он к Тирни, отворачиваясь от окна. — В чем моя задача?
— Продолжай делать то, что начал несколько минут назад: не давай вовлечь меня в это дело.
Смит засунул руки в карманы и прислонился к окну.
— Никто не сможет оградить тебя от того, что произошло. Вы много лет работали с Полин бок о бок. Мне кажется, она стала почти членом вашей семьи. Ты в числе подозреваемых, Вендель. На это очень тактично намекнула детектив Айкенберг.
— Чепуха, — проговорил Тирни. Он коснулся скрытой кнопки на отделанной панелями стене. За открывшимися дверцами обнаружился бар, заставленный разными напитками. — Тебе налить? — не оборачиваясь спросил он.
— Спасибо, не хочу, — ответил Смит. — Мне надо идти.
— Нет, подожди, — прервал его Тирни и сразу добавил, сообразив, что в его ситуации командовать не приходится: — Пожалуйста, задержись еще на несколько минут.
— Тогда налей мне немного виски со льдом.
Тирни устроился в кресле напротив Смита, уперев локти в колени, и заговорил, не отрываясь глядя Маку в лицо.
— Мак, я буду с тобой откровенным. Убийство Полин чрезвычайно сильно затронет многих людей, в том числе и меня.
Смит промолчал. Мысленно он поражался холодной бесчувственности Тирни. Ведь всего несколько часов прошло с тех пор, как было найдено тело его близкого помощника и друга семьи. А он говорил об этой трагедии только как об обстоятельстве, способном отрицательно повлиять на его дела.
Тирни расценил молчание Смита как сигнал продолжить разговор.
— Долгие годы нашей совместной работы прочно связали Полин со всеми, с кем бы ни приходилось иметь дело, включая и мою семью. В течение продолжительного времени на этой почве возникали проблемы.
— Ты имеешь в виду отношения в семье?
— Да.
— И в чем состояла сложность?
Тирни откинулся в кресле и задумался.
— Ничего особенного, Мак, но иногда, как бы это выразиться, резкость Полин раздражала некоторых членов семьи.
— К примеру, Мэрилин?
— Дело в том, — продолжал Тирни, согласно кивнув, — что наши отношения с Мэрилин далеки от нежных. Естественно, это должно остаться между нами. Все осложняется еще и тем, что я имею отношение к некоторым неофициальным сделкам, которые могут решить будущее корпорации Тирни. Они требуют всего моего внимания. Я не могу позволить себе отвлекаться.
Смит поколебался, стоит ли ему высказывать свои мысли, потом решил, что стоит.
— Вендель, как я понимаю, тебя беспокоит очень многое. Единственное, о чем ты ни разу так и не обмолвился, так это о произошедшей трагедии.