– И что же это за предложение? – насторожилась Люс. Все-таки мальчик был родным братом лорда Блокхеда, а от того женщина могла дождаться только приглашения в постель.
– Будь мы в освещенном помещении, я бы никогда не посмел обратиться к вам с такими словами, – продолжал изощряться влюбленный поэт. – Но мы здесь вдвоем, без солглядатаев, вокруг полный мрак, и я просто не вижу другого пути, чтобы… нет, простите, я боюсь оскорбить ваше целомудрие этим предложением!
Люс, слегка упиравшаяся ладонями в его плечи, всем телом почувствовала, как бьется сердце юноши.
– Для того, о чем вы собираетесь меня просить, – пытаясь обратить все в шутку, ответила она, – здесь слишком мало места, и я даже не представляю, добрый сэр, каким именно манером в этой норе можно осуществить то, что вы задумали. Жесткость ступенек и сырость каменных стен тоже вряд ли будут этому способствовать. Буду очень благодарна, если вы сперва объясните мне свой замысел на словах. Это несомненно расширит мой жизненный опыт.
– Обещайте, что вы простите меня за дерзость! – пылко потребовал юный лорд.
Люс подумала, что если она не простит – то куковать ей в этом каменном колодце по крайней мере несколько часов – пока она сама не найдет способ отсюда выбраться.
– Мы, перелетные женщины, всегда охотно простим нахала, но никогда не прощаем растяп, – обнадежила она сэра Эдуарда.
– Тогда я позволю себе попросить вас дать мне вашу нежную, тонкую, благородную руку… – и лорд от избытка чувств замолчал.
– Зачем вам понадобилась моя нежная, тонкая, благородная рука? – осведомилась Люс. – Что вы с нею собрались делать?
– Я все сказал не так… – юный лорд вздохнул. – Ничего я не собираюсь делать с вашей рукой! Я хотел, напротив, посметь предложить вам свою руку… в качестве опоры, разумеется! Иначе вы рискуете не заметить ступеньку, упасть и разбить колено. А мне бы этого не хотелось. Я понимаю, что право прикоснуться к вашей белоснежной руке нужно заслужить, возможно, даже на турнире, а я, увы, не гожусь в турнирные бойцы…
– Вы заслужили… – задумчиво молвила Люс.
– Чем я мог заслужить? – не поверил юноша.
– Вы же спасли меня…
Но она сейчас вспомнила не об этом, а о том, как в ночном лесу у разбойничьего костра белокурый мальчик читал ей свои новорожденные стихи на совершенно непонятной латыни, и все их колдовство растаяло во мраке, не найдя пути к женскому сердцу, кроме одного-единственного слова «amor» – любовь. Это латинское словечко запало-таки в душу.
– Тогда, если вы позволите… – юный поэт взял ее за правую руку кончиками пальцев и, насколько позволял узкий ход, склонился для поцелуя.
Губы у него были сухие и горячие.
Мимо щеки Люс дважды скользнула прядь пушистых и теплых волос.
– Пойдем, добрый сэр! Время не ждет! – приказала она – из соображений гуманности, потому что для будущего монашка такие поцелуи в потемках были совершенно ненужной роскошью.
А в том, что сэру Эдуарду придется уйти в монастырь, она после подслушанных откровений леди Мэри уже не сомневалась.
Поэт вздохнул и покорился.
Потом, когда они оказались на смотровой площадке донжона, юноша отпустил ее руку и громко вздохнул с сожалением. Ведь он обещал, что будет служить ей опорой и поддержкой только в экстремальных условиях темного, как преисподняя, хода – и слово свое сдержал.
Близился вечер. Закат уже вовсю раскрашивал облака, а с востока понемногу подступал мрак.
– Мы подождем, пока в замке успокоятся, – сказал юный лорд, – и тогда пойдем выручать вашу сестру. В худшем случае, я ведь могу и приказать страже! Я пока еще не монах, а брат его светлости!
Он приосанился.
– Надеюсь, мы умудримся обойтись без этого… – Люс, перегнувшись, смотрела между зубцов в сторону Шервудского леса. – Но вывести из Блокхеда Марианну – это еще половина дела. Нужно разоблачить убийцу. И я, кажется, знаю, кто отравил леди Лауру.
– Возможно, и я это знаю.
Люс уставилась на лорда, как на привидение.
– Так что же вы молчите, добрый сэр?
– Во-первых, справедливость – не человеческое дело. В Евангелии сказано – «дайте место гневу Божию». Во-вторых, я не могу обвинять женщину только потому, что заметил в ней склонность к своему брату. Дурной характер и склонность к мужчине – это еще не доказательства.
– Тоже верно… – пробормотала Люс. – Но давайте сведем воедино то, что знаю я, и то, что знаете вы. И если приметы совпадут – значит, мы правильно вычислили отравительницу!
– Что сделали? – удивился юный лорд. – Вычисления – это ведь из области геометрии, леди. Вычисляют площадь луга или поля.
Люс опять погорела на буквальном переводе.
– Ладно, – сказала она. – Назовем это дело иначе. Мы постараемся понять, кто подставил Свирель… то есть Марианну.
– Подставил? Свирель? – сэр Эдуард был в большом недоумении. – Вы, леди, заговорили на каком-то невероятном языке. Свирель…
– Это прозвище Марианны. Там, где она жила, ее называли Серебряной Свирелью, – обьяснила Люс.
– А как называли вас?
– Меня называли Люс-А-Гард… – и Люс вздохнула, подумав, как это в сущности глупо – получать боевой титул в женской компании. – Итак! Отравительница – не простого звания.
– Не простого, – подтвердил юный лорд.
– Она – леди, и у нее имеются драгоценности.
– Разумеется.
– Два перстня – один с красным камнем, другой – с зеленым, и она оба носит на одной руке. Камни довольно грубой огранки, и впридачу подозрительной величины.
– Вот такие? – лорд изобразил пальцами овал, соответствующий перепелиному яйцу.
– Возможно, – согласилась Люс, которой Свирель могла только рассказать о камнях, но не показать их размеры.
– Перстень с таким рубином был у моего брата, – сказал сэр Эдуард, – был еще совсем недавно. И вы правы, леди, рубинов такой величины в округе почитай что нет. Его еще дедушка привез из Константинополя.
– Перстень – такая штука, которую можно снять с пальца и подарить женщине, – резонно заметила Люс. – Это – всего лишь доказательство, что отравительница была близка с сэром Эдгаром.
– Вы лучше скажите, леди, кто из окрестных жен, вдов и девиц не был с ним близок, – заявил юный лорд с немалым презрением. Тут Люс сообразила, откуда у поэта столь яркая неприязнь к интимным отношениям. Очевидно, примитивные похождения старшего братца порядком его допекли.
– Но женщин можно поделить на высоких и маленьких, толстых и тощих, брюнеток и блондинок, не так ли, добрый сэр? – Люс уже не могла избавиться от этого учтивого оборота.
– Разумеется!
– Интересующая нас женщина имеет длинные темные вьющиеся волосы, она примерно моего роста. Это вас не наводит ни на какие мысли?
– Наводит, – согласился юный лорд. – Длинные темные вьющиеся волосы в Блокхеде – только у сестры леди Лауры – леди Гвендолен. Но да простит меня Бог…
– В чем дело, добрый сэр? – спросила Люс, когда смущенное молчание лорда уж больно затянулось.
– Я, право, не решаюсь оскорбить ваш деликатный и целомудренный слух, – опять ударился в
