– Погодите, ребята, погодите… – зашептал Игрушка. – Еще не все потеряно! Есть идея!
– Гони идею! – потребовала Наташа.
– Идея проста. Помните, когда мы нашли фотографию, сколько было кандидатур? Восемнадцать – только тех, кого мы отобрали. А почему? Потому что мы привыкли видеть человеческую фигуру только в одежде и совершенно в телосложении не разбираемся!
– Ты уже как-то проповедовал, что в светлом будущем одежда отомрет и останутся только набедренные повязки! – напомнил ему Зуев.
– Я и теперь это проповедую. Мы не разбираемся в человеческом теле, и тут у нас прямо какое-то раннее средневековье. Линии мужской и женской фигуры для нас – запретная тема. Мы позволяем себе разве что оценить ширину мужских плеч и узость женской талии, и то изредка. За те семь десятков лет, что существует наша печать, было ли сказано хоть в одном очерке про героя, что у него короткие мускулистые ноги, удлиненный торс и выпуклая грудная-клетка? Или про героиню – что у нее узкие бедра и круглая талия, производящая даже впечатление небольшого животика? А? То-то! В лучшем случае: у него – решительный взгляд, у нее – открытая улыбка. Тела под спецовкой и халатом нет. Ему там быть не полагается!
– О культуре тела ты нам уже докладывал, – опять напомнил Зуев. – Ближе к делу!
– Если бы не наше потрясающее пуританство, мы бы с ходу отмели еще десять кандидатур – потому что приняли бы во внимание линию бедер, форму икры и щиколотки, длину талии… Ну так вот, женщина, которая не работает натурщицей, очень часто не представляет себе, как она выглядит сзади. Посмотрите, как одеваются толстухи. Спереди куда ни шло, а сзади – хоть святых выноси.
– Но та, кого мы ищем, умеет позировать, – сказал Соломин, – и она явно позировала с удовольствием.
– Человеческое всегда прорвется наружу, – констатировал Игрушка. – Но и она плохо знает собственную фигуру. Она не балерина, чтобы изучать себя во всех ракурсах. И потому, слушайте меня внимательно, если мы сфотографируем любую другую более или менее стройную женщину в таком костюме и в такой позе, да еще на диване у Костяя, преступнице будет очень трудно сразу обнаружить подвох.
Соломин с Зуевым переглянулись. И трое мужчин уставились на Меншикову.
– Вы с ума сошли! – воскликнула она.
– Все правильно, больше некому, – твердо сказал Соломин. – Ведь больше никто об этом деле не знает. И знать не должен.
– У меня нет родинки!
– Изготовим! – утешил ее Игрушка. – Витек, ты среди нас единственный отличаешь диафрагму от выдержки… ты чего, Витек?
Осознав, что ему предстоит, Зуев шлепнулся на стул и зажмурился.
– В вашем распоряжении целый вечер, ребята! – командовал между тем Игрушка. – Олег, дай им ключ от Костяйской хаты. Пускай наконец займутся делом.
– Общим делом, – поправил Соломин, намекая на безумный лозунг.
Игрушка захохотал и испарился.
Глава шестнадцатая
ВДВОЕМ
Когда Игрушка прибежал в «Мухомор», Алена доедала салат.
– Что-нибудь случилось? – обеспокоенно спросила она. – Я тебе заказала говядину а грибном соусе. Будешь?
– Да ничего не случилось, Соломин приходил, – не подумав, брякнул Игрушка и подвинул к себе салатницу.
– Соломин? Из милиции?
Конечно, Игрушка мог спокойно ответить «ага!» и перевести разговор на другую тему, Костяй наверняка знакомил Алену с кем-то из приятелей, и ее вопрос вряд ли был с подвохом – ну, Соломин, ну, из милиции, велика важность, должен же где-то работать выпускник юрфака! Но Игрушка, взбудораженный событиями последних дней, и не подумал о таком невинном варианте.
Первой его мыслью было – Алена что-то пронюхала про Костяя. Редакционные девицы, с которыми она перезванивается, наверняка донесли ей, что Костяй в больнице и что его тюкнули по лбу те самые рэкетиры, материал о которых он готовил в последнее время.
О том, что из всей редакции только отдел коммунистического воспитания и, пожалуй, сам редактор, во избежание лишнего шума, знают правду, Игрушка не подумал. Он промолчал и нахмурился, соображая, что бы такое ответить Алене.
– Ты чего? – спросила она. – Что-то случилось? А ну, давай, выкладывай!
– Ничего не случилось, – безнадежно ответил Игрушка.
– А Соломин зачем приходил?
– Так… К Костяю…
Игрушка, разумеется, умел врать не хуже любого другого представителя прессы, но при Алене у него не получалось.
Еще минут пять он мялся и выкручивался, пока Алена не пригрозила, что сейчас сама отправится к Соломину.
– …И вот он лежит в больнице без сознания, и неизвестно еще, когда оклемается, а Соломин возится с его блокнотами и ищет ниточки, которые ведут к рэкетирам. Он уже вышел на три кооператива, которые у них под колпаком, но толку – чуть. С одной стороны, кооператоры перетрусили, с другой – Олежку завалили бумагами. Он же все протоколы допросов должен сам перепечатывать! Представляешь технический уровень милиции, которая меня бережет? А рэкетиры тем временем соберут урожай и смоются. Он же видел этих сволочей, которые его тюкнули, может, он даже знает, кто они.
Про фотографию Игрушка решил умолчать – это потянуло бы за собой совершенно не нужные вопросы.
– Жаль Костяя, – сказала, выслушав, ледяным голосом Алена. – Видно, я в нем все-таки ошибалась… Куда его положили?
Такой непредвиденный поворот разговора Игрушку совершенно не обрадовал. Он старательно изобразил Костяя борцом за правое кооперативное дело, и вот вам результат!
К счастью, принесли говядину в грибном соусе.
Алена притихла и ковырялась в тарелке без особого аппетита. Игрушка ощутил неловкость – так испортить человеку настроение… Впрочем, она же сама этого требовала!
Подошел официант н осведомился, подавать ли кофе и десерт.
– Сосчитайте, пожалуйста, – сказала Алена, – кофе мы выпьем дома, да? Игрушка расцвел.
– Только знаешь что? – сказал он. – Давай поедем сейчас на базар. Я хочу купить тебе цветов.
Он знал, что цветы всех женщин приводят в хорошее настроение. И даже не упускал ни одной публикации про икебану, чтобы дарить не примитивную охапку или веник, а изящество и воплощенную гармонию.
– Сперва заедем ко мне, – загадочно сказала Алена.
Игрушка удивился – почему «заедем»? Но еще больше удивился, когда Алена велела ему обождать у подъезда в такси, а сама побежала домой и вскоре вернулась с большой сумкой.
– Видишь ли, Игрушка, – объяснила она, – у меня изменились кое-какие обстоятельства. Я завтра утром улетаю в Ленинград, это дела служебные. А сегодня вечером приезжают родители. Так что мы сейчас поедем к тебе.
Игрушка хотел было предложить мастерскую, но что-то в голосе Алены ему не понравилось. Он почувствовал, что найдется веская причина не ехать в мастерскую, и решил, что разберется в этих сложностях потом.
Игрушка снимал комнату в двухкомнатной квартире, хозяин которой регулярно уезжал в командировки и нуждался в добровольце, согласном присматривать за коллекцией кактусов. Всю дорогу Игрушка молился, чтобы хозяин оказался где-нибудь во Владивостоке. И действительно – квартира была пуста.
Алена стала изучать коллекцию. Игрушка пошел варить кофе. Когда он позвал се на кухню, она вышла в халатике уж до того мини, что, казалось Игрушке, если бы у Алены имелась пресловутая родинка, она наверняка бы мелькнула при ходьбе.
