– Ну, так. Я к хозяйке пошел, – сообщил Горыныч и отправился будить юное, прелестное и совершенно безмозглое создание, супругу хозяина особняка.
Хозяйка, кстати говоря, была из тех девиц, которых Авантюра года полтора назад собрал в своем скандальном «модельном агентстве». Поэтому Горыныч ее и знал. Он хотел всего-навсего выяснить, была ли у «известного в городе имени» привычка бегать налево.
Но стоило ему донести суть своего вопроса до заспанной красавицы, на дворе послышались крики.
Горыныч выглянул в окно и увидел, что обслуга сгрудилась у стены, причем все так нагнулись, что Горыныч сверху видел лишь спины да зады. Наконец садовник выпрямился.
В руках у него была пара мужских туфель. Изгвазданных, но если отмыть – не хуже тех, в которых щеголял Горыныч. Горничная признала их – это были хозяйские парадные.
Тогда Горыныч, выйдя на балкон, возглавил поиски. И очень скоро в декоративных зарослях отыскался хозяйский дипломат. Неподалеку лежала мобилка. Еще подальше нашли неимоверно грязный пиджак…
Похоже было, что «известное в городе имя» тупо ломилось сквозь заросли, зачем-то на ходу раздеваясь.
А вот последняя находка была уж совсем неожиданной.
Горынычу принесли легчайшую накидку с бахромой, удивительного лазоревого цвета. Такие накидки недавно вошли в моду, их полагалось надевать к сильно декольтированным вечерним платьям, а эта – словно из мастерской какого-то светила мировой моды выпорхнула, так была изысканно очаровательна. Горыныч понюхал ее – и замер, совсем обалдев.
Запах был из тех, что цепляют слабую мужскую душу и тянут ее на крючочке незнамо куда, освобождая по дороге от лишних мыслей.
Горыныч принюхался – и пошел, и пошел…
Напрасно хватал его за плечо начальник охраны – Горыныч отмахнулся, как от младенца. Напрасно звали в шесть голосов, напрасно даже звонили ему на мобилку.
Он ничего не слышал.
Ромка забаррикадировался в энергоблоке и кричал оттуда, что если его не выпустят и не доставят обратно, он тут все взорвет к соответствующей матери. Естественно, первым делом с него сорвали визуализацию, которая, как ни странно, даже немного грела, и потому среди всех этих железок ему было холодно и неуютно. Но больше экипаж загадочного космического корабля с ним ничего сделать не мог. Пока…
– Ага! Магия! – вопил Авантюра. – Ща я вашу магию!
И хохотал.
Но кроме воплей, он ничего не затевал. И в самом деле, нажмешь на какую-нибудь крутую кнопку – и гикнешься на фиг…
Он только изучал технику со всех сторон, имея в качестве ориентира двигатель внутреннего сгорания из собственного джипа. Эту хреновину он видел неоднократно – автомеханик Полищук всякий раз подводил его к разверстым джиповым внутренностям, тыкал пальцем в нутро и говорил слова, которые были хуже матерных, потому что матерные хоть понять можно.
В дверь ударили – не то чтобы тараном, но увесисто.
– С тобой говорит вахтенный капитан корабля, – услышал Ромка. – Подойди ближе к пульту, там микрофон.
– Капитан – а дальше?
– Элианд Среброцвет.
– Роман Авантюра, – со своей стороны, представился Ромка. – Мои условия: доставить меня на землю, а за моральный ущерб – по куску за сутки.
– Ты хочешь сказать, что понес моральный ущерб? – осведомился капитан.
– А то! Так вот, для начала я отключу подачу энергии по всему кораблю! Вот, кажется, уже отключил! – выдал Авантюра вполне понятный в его положении блеф. И нажал на кнопку, рядом с которой была наклейка – картинка с фонариком. Фонарик этот держал над головой смешной длиннобородый гном, так что вряд ли кнопка была связана с чем-то серьезным.
Тут же освещение в энергоблоке изменилось – длинные лампы голубого света погасли, зато включились круглые розовые. А из коридора Ромка услышал шум неимоверный. Казалось, весь экипаж, собравшись за дверью, переругался насмерть. Во всей суматохе он неоднократно выловил знакомые слова «Элберет Иланиэль».
Шум стих.
– Эй, Роман Авантюра! – позвал капитан. – Что ты называешь куском?
– Тысячу зеленых, – объяснил Ромка.
– Ты… Тысячу? – в капитанском голосе был священный ужас. – Где же мы ее тебе возьмем? И что ты с ней будешь делать?
– Что буду делать – это моя проблема. А где вы их возьмете – ваша! – отрубил Ромка и сосредоточился, пытаясь выловить из общего галдежа за дверью что-то конструктивное. Надо полагать, сумма насмерть перепугала экипаж корабля, а почему – Ромка не мог взять в толк.
– А если не будет компенсации морального ущерба – все тут разнесу к чертовой бабушке! – закричал он. – Весь энергоблок!
И, подобрав с пола какую-то железяку, запустил ею в стенку – для грохота.
В коридоре стало очень тихо. Ромка отчаянно прислушивался, но экипаж, похоже, совещался шепотом.
А потом экипаж запел.
Это была песня однообразная, но исполненная внутренней силы, и напряжение в ней все нарастало и нарастало, пока не сделалось совсем пронзительным, так что Авантюре пришлось зажать уши.
Воздух в энергоблоке задрожал и заискрился. Ромку сжало в ком и даже сплюснуло. Тут уж было не до смеха.
А потом металлическая дверь сама собой вдавилась вовнутрь и рухнула в помещение энергоблока.
Тут же дрожь и искры прекратились, настала полная тишина. Ромка в ожидании, что сейчас сюда прыгнут бойцы брать его живьем, изготовился к бою. Но никто не прыгал, не орал, пытаясь деморализовать захватчика, из коридора вообще не доносилось ни звука.
Ромка на цыпочках подкрался к дверному проему и очень осторожно выглянул.
В коридоре было темно. Он освещался только теми розовыми лампами, что горели в энергоблоке. И в этом слабом свете Ромка увидел, что весь пол устлан телами. Экипаж как стоял – так и повалился, весь, без исключения, и в основном – лицом вниз.
– Эй, вы чего? – спросил Ромка. – Вы это… вставайте, что ли?..
Не просто молчание, а гробовое молчание было ему ответом.
– Ну, попал… – прошептал он. Его прошибла дрожь.
И в самом деле – он остался один живой на космическом корабле с мертвым экипажем. И летел неизвестно куда. И не знал, где тут теплая одежда и продовольствие.
Если вдуматься – ничего хорошего…
Горыныч никогда не был гурманом. Ел все, что не шевелится (впрочем, в каком-то эксклюзивном тайском ресторане его накормили тем, что в тарелке шевелилось, и ничего – остался жив), пил все, что горит. Его совершенно не волновали запахи – вот разве что какую-нибудь особую, многодневную тухлятину он еще мог неодобрительно отметить. Он умел спокойно спать в комнате со свежепокрашенными полами.
Ароматы духов тоже его не интересовали. Ну, надо же бабам на что-то деньги тратить, – примерно так думал он, – ну, пусть французский «Шанель» покупают, а не наркоту.
И того, что он, как пес на поводке, пошел за тонюсеньким запахом, Горыныч сперва сам не понял. Ему казалось, будто он что-то вспомнил и должен спешить, а куда спешить – он даже не задумался.
Он торопливо шел по улице отвыкшими от ходьбы ногами – коренастый мужичок, нос – картошкой, коротко стриженая голова – шишковатая, и вообше внешность взывает о густой бороде, чтобы скрыть заметную асимметричность физиономии.
Многие здоровались. Он их не замечал. Он был озабочен – ловил ускользающую мысль. Так бывает,
