упрямство, отвечал Левушка.
Они пошли рядом, не разговаривая, как обычно, а сердито глядя себе под ноги.
Вдруг Архаров обернулся.
Мортусы шли следом. На почтительном расстоянии – но шли. И тоже, кажется, молчали.
Архаров вдруг разозлился – да ведь они просто вымогают у него помощь! Резко повернулся, готовый заорать и разогнать дурацкую процессию ко всем чертям. И понял, что никуда они не денутся. Растают во мраке, а потом бесшумно соберутся и опять пойдут следом. Больше-то им надеяться не на кого.
– Мать честная, Богородица лесная… – проворчал он, мучительно осознавая свое бессилие. И, сколько мог, ускорил шаг.
Ему показалось, что, куда бы он теперь ни устремился, эта свита потащится за ним – хоть пешком в Санкт-Петербург, и деваться от нее уже некуда – в монастырь разве, так и туда проникнут и будут плестись следом, глядя с надеждой в покрытую рясой архаровскую спину…
Так дошли почти до парадного крыльца, где горели многие фонари, толпились лакеи, курьеры, стояли чьи-то кареты, подъезжали и отъезжали всадники. Мортусы провожали, сколько могли, не выходя на свет. Левушка, не говоря ни слова, отстал и остался с ними. Архаров хмыкнул – вот ведь упрямая чучела…
– Ну, молитесь, – приказал он, взойдя по ступеням и обернувшись. – Господь велик – может, коли смилуется, я вас, дураков, в люди выведу.
В коридоре перед апартаментами Орлова Архаров встретил Волкова, идущего от графа. Орлов, возможно, был у себя один. Это обнадеживало.
Архаров приказал доложить о себе.
– С чем пожаловал, господин сыщик? – весело спросил граф. – За полковничьим чином? Считай, он у тебя в кармане!
– С прошением.
– Ну, говори.
– Тут у меня люди остаются, которые со мной провели весь розыск, взяли убийцу митрополита и захватили банду мародеров.
– Опять? – спросил Орлов с явным неудовольствием. – Ты уж за них просил.
– Они честно служили.
– Опять за свое?
– Коли по закону – их вернут в тюрьму, – словно бы не слыша неудовольствия, уходя от графского взгляда, бесцветным голосом продолжал Архаров.
– Вернут, откуда взяли, – поправил граф.
– А коли по справедливости, – они свой грех искупили, – упрямо заявил Архаров.
– Вот тоже негодяйский благодетель сыскался! И куда ты намерен их девать? Может, в гвардию их определить? Под твое начало? – вопрос был поставлен жестко, тут бы и выпалить подсказанный Карлом Иванычем ответ, но Архаров промолчал.
По чести, он и сам не знал, на что употребить мортусов. Диковинную идею Шварца оглашать – на резкий ответ нарываться: мало ли, что было при императоре Петре, тогда, может, и каторжник попадался иной, более склонный к добродетели… Но, коли не будет иного выхода…
– Ты полагаешь, будто они станут полезными членами общества – ну так и подскажи мне, убогому, каким манером! – ядовито осведомился Орлов.
– Они потрудились не за страх, а за совесть. Банду мародеров взяли, убийцу митрополита, как кобеля на сворке, привели, – в этих словах Архаров попытался подпустить намек.
– Да знаю, докладывал! Дальше что с ними делать – придумал?
– Нет. Но надо их в люди вывести. Заслужили.
– Экую ты на меня взгромоздил мороку… В люди! Тут сам себя не знаешь, как в люди вывести! – воскликнул Орлов. – Мало хлопот – еще и Архаров со своими каторжниками! Ну вот скажи – Самойловичу разве их отдать? Ему в больницах крепкие мужики нужны. Совсем их на волю отпускать нельзя – за старое примутся. Ну, скажем, отдам я их Самойловичу – так чума пойдет на убыль, и они без дела останутся, пустятся чудить.
Архаров молчал, глядя в пол. Возразить было нечего. Оставалось лишь пустить в ход замысел Шварца.
– Нешто ты сам с ними в Москве останешься следить за их примерным поведением? – сердито спросил граф и вдруг замер. Мысль посетила его – и по красивому лицу было видно, как эта мысль в голове обживается, укореняется, расцветает и приносит изумительный плод.
– В люди, стало быть, хочешь их вывести? Ну, гляди! Где они у тебя?
– Снаружи. Ждут у крыльца.
Орлов решительной походкой вышел на крыльцо. За ним выскочил еропкинский лакей с фонарем.
– А ну, выходите! Все, все! И ты, Ваня! – велел Архаров.
Мортусы, наконец-то хоть малость смутившись, предстали пред графские очи.
– Все, что ли? – спросил Орлов.
– Мортусы, встать отдельно, – приказал Архаров. Они подчинились.
Граф счел пальцем по головам – Архаров следил за этим пальцем – и хмыкнул.
– Девять рыл, – сказал граф. – Только-то? Я думал, за всю тюрьму просишь.
– Есть и другие, но сейчас делом заняты. Они же мортусы, никто их в отставку не увольнял, – Архаров позволил себе нечто вроде шутки, внимательно следя за графским лицом.
– Ничего, плечистые. Всего – сколько?
– Десятка два, пожалуй, будет, – вспомнив штурм особняка, сказал Архаров.
– И берешься их всех в люди вывести? Так, что ли?
Архаров видел – люди уставились не на Орлова, люди на него самого уставились с надеждой.
– Коли будет на то Божья воля, выведу.
– Ну, сам напросился! Ступай, мне сейчас недосуг, письма надобно диктовать, государыня ждет победных реляций, а решение мое вскоре узнаешь.
– Так им в тюрьму не возвращаться? – упрямо переспросил Архаров.
– Пусть службу свою пока не бросают. А ты составь список, дашь мне.
– Тучков, перепиши их всех, – тут же переадресовал поручение Архаров, ища взглядом в толпе Левушку.
– Честно, говоришь, служили? – переспросил Орлов. – И драться умеют?
– Честно служили. И драться умеют.
– Ох, Архаров, не быть тебе при дворе, – вдруг заявил граф. – Не говорун ты, нет чтобы риторически, с вдохновением рассказать… Ну, знаю я теперь, как с вами быть, братцы. Коли что – не прогневайтесь!
И, резко повернувшись, исчез в освещенных дверях, а лакей поспешил следом.
– Сдается, вас на службу возьмут, – сказал тогда Архаров.
И тогда лишь к нему вышел Левушка.
Архаров и Левушка, сидя на тюфяках, обувались, чтобы пойти завтракать, а Матвей Воробьев пугал офицеров докторскими байками про ожившие чумные трупы, когда Левушкин взгляд скользнул под соседний стул – и там остановился, а рожица отобразила недоумение.
– Что это у тебя, Николаша? – спросил Левушка, тыча пальцем под стул, рядом с которым стоял архаровский баул, так что это пространство, огороженное изголовьем тюфяка, баулом и стенкой, как будто все принадлежало Архарову.
– А что?
– Лохань какая-то под тряпицей, – встав и потопав, чтобы ноги удобнее обустроились в башмаках, сказал Левушка.
– Какая еще лохань?
Левушка нагнулся и тут же, морща нос, выпрямился.
– От чумы, что ли, оберегаешься?
Никодимка, посреди гостиной бривший Артамона Медведева, смахнул с бритвы пену и тоже подошел поглядеть. Даже опустился на четвереньки, держа при этом бритву на отлете.
– Уксус, – доложил он. – Только весь высох.
