на тропу.
Место, где когда-то стоял их лагерь, Марина не узнала. То ли это, то ли нет. И похоже, и не очень. Как-то тогда все иначе выглядело, или она все забыла?.. Наверное, за эти годы какие- то деревья были уничтожены, какие-то выросли. Да и камнепады случались, и они значительно изменили пейзаж. В общем, сюр какой-то! Но место, где две тропы расходятся, Марина нашла легко. И источник бил из камней, не иссяк.
Марина перешагнула ручей. Сразу за ним начались заросли колючей ежевики. Помнится, тогда до них надо было пройти десятка два метров.
Она долго искала место, где можно было пролезть через кустарник на поляну, хотя идти туда было совершенно бессмысленно, и она заранее знала, что ничего там не отыщет. Но ей хотелось еще раз вернуться в то далекое лето.
Не найдя тропы, Марина решила аккуратно пролезть сквозь заросли ежевики и попала в западню.
«Никогда! Слышите, никогда не ползайте в заросли ежевики! Это чревато последствиями!»
Последствия таковы: царапина во всю щеку, глубокая, красная, и исчерченные вдоль и поперек руки и ноги. Шипы у ежевики пострашнее, чем у розовых кустов. Они более острые и загнутые, как крючки. Зацепляешься рукавом футболки, начинаешь выворачиваться из цепких объятий и попадаешь на крючки еще в десяти местах. Да еще и влажные волосы, собранные в хвост, запутываются вокруг тонкого колючего прута. Остается только зажмуриться и рвануть изо всей силы, что Марина и сделала.
На поляне она осмотрела себя. Царапины зудели и чесались от соли. Марина достала бутылку с водой, носовой платок и промыла царапины. Они немного успокоились, но выглядели ужасно, как будто приличная женщина дралась насмерть с дикими кошками. И все ради чего?! Поляна была пуста, что и требовалось доказать. Место, где она когда-то обнаружила желтую палатку, было засыпано плоскими, как доски, камнями. Похоже, что сверху съехал целый пласт породы и разбился на тысячи «досочек». Если что-то и было под ними, то докопаться было нереально. Да и что там могло быть? Золото монахов? Как тогда говорил Митя, никакого золота монахов в природе не было. А если и было что-то когда-то, то все было украдено и надежно пристроено в добрые руки в лихие годы разорения монастыря. А это уже даже не двадцать лет назад, а все восемьдесят.
Марина быстро обошла поляну, сообразила, куда ей спускаться, чтобы выйти к монастырской лестнице, еще немного поборолась с буйной растительностью, что произрастала на теплой благодатной почве, в которой даже черенок от лопаты будет колоситься и плодоносить, и через пять минут вышла прямо к смотровой площадке. На ней под соснами стояла скамейка, на скамейке сидела женщина в цветастом сарафане с зонтиком.
Марина присела рядом, достала бутылку с водой.
– Пить хотите? – спросила женщину.
– Нет, спасибо, – отрицательно качнула та головой, – есть у меня вода, а вот ноги не идут.
– Вы вверх или вниз?
– Уже вверх. – Женщина помолчала, вздохнула тяжело. – Представляете, приехала из санатория на экскурсию в монастырь. Все посмотрели, много фотографировали. Потом экскурсовод показал нам эту вот лестницу. Историю рассказал про то, как ее тут строили. Вот, говорит, если пойти вниз, то можно увидеть кельи монахов-схимников. Ну и вообще погулять у моря. Времени на прогулку дал два часа. Честно сказал, что тут более восьми сотен ступенек. Мне б, дуре старой, сразу подумать о том, что не про меня такая дорожка. А я решила, что потихоньку, не напрягаясь. А теперь вот гадаю, дождется меня автобус или нет. И вообще, поднимусь я наверх когда-нибудь или придется тут загнуться...
Дама пригорюнилась.
– Ну, об этом вы не думайте даже! Автобус никуда не уйдет, пока все не соберутся. Это же экскурсионный транспорт, и экскурсовод ответственность несет за каждого туриста. Не переживайте! – подбодрила Марина женщину.
– Я из Петербурга, – сказала вдруг женщина. – И у меня завтра поезд, домой надо ехать.
– Знаете, я тоже из Петербурга. Но я только-только приехала отдыхать. – Марина встала. – Я пойду, а вы еще отдохните. Я к водителю вашего автобуса подойду и скажу, чтобы вас подождали. Вы не переживайте.
– Да, спасибо. Попросите подождать. И хорошего вам отдыха!
– И вам счастливой дороги!
Марина прикинула расстояние. От этой смотровой площадки до монастыря было примерно три четверти пути, значит, около шестисот ступенек.
Первую сотню Марина после хорошего отдыха сделала легко. Но затем!.. Чем выше она поднималась, тем или ступеньки становились круче, или ноги сильнее наливались чугунной тяжестью, но отрывать их от ступеньки и переставлять на ту, что выше, было просто невыносимо. Двадцать ступенек – и Марина задыхалась так, что делала шаг в сторону, освобождая дорогу тем, кто шустро сбегал вниз и не менее шустро поднимался вверх. Она стояла, обнимая какое-нибудь облезлое дерево, минут пять, потом штурмовала следующие двадцать ступенек и снова отдыхала.
«О-хо-хо! Басенька-то спросит меня, как разведка и нельзя ли ей со мной на этот пляж, – рассуждала Марина, чтобы отвлечься от мрачных мыслей и подсчета каменных убийц. – Васеньке, если она сможет спуститься, на обратную дорогу придется вертолет МЧС вызывать. Так и скажу! Да что там – скажу! Я себе сейчас скажу... Кажется, это был мой последний поход на милый сердцу Фиолент. Последний поход, как это, братцы, ни печально».
«Наверх, вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает...» – пропела она. Вернее, прохрипела или вообще прошептала. На большее дыхалки не хватило.
«Когда я увидела полуразрушенную келью неподалеку от лестницы, мне очень захотелось стать монахом – отшельником или схимником, все едино кем, лишь бы не идти больше никуда, а прилечь на каменную лежанку в разрушенном жилище без крыши и лежать сутками напролет, глядя в звездное небо, пока не пойдут дожди. А потом накрыться большим лопухом и снова лежать, терпеливо снося голод и холод. Только бы не идти больше по этим крутым ступеням, высунув язык, как собака, держась за сердце, что билось уже где-то в гортани, высушивая ее, выжигая огнем.
И когда я уже готова была свалиться под дерево и умереть в этом святом месте, кто-то наверху сжалился надо мной и закончил это издевательство, эту пытку монастырской лестницей. То, что по идее не должно было не кончиться никогда, вдруг чудесным образом закончилось. И можно было сесть в траву, отдыхать и смотреть на море, необыкновенно красивое в этот час, когда разгоряченный диск солнца только-только начинает касаться воды. Кажется, что вот сейчас оно опустится на сантиметр и слышно будет, как зашипит на горизонте, и от соприкосновения светила с водой повалит пар.
А можно даже лечь в траву и смотреть, как ползут по небу облака, похожие на сказочных зверей. И никто не подумает: «Что это она тут лежит?» Все и так знают – почему. Устал человек, вот и лежит. А когда ноги перестанут дрожать и выровняется дыхание, вот тогда вставайте, сударыня, и вперед – на автостоянку.
И все-таки я и в самом деле была тут в последний раз. Я не знаю, что должно произойти, чтобы я по доброй воле снова совершила такой подвиг. Увы, надо признать, что силы уже не те, и то, что тогда приносило ощущение счастья, сейчас только расстраивает. Нет и нет! Сюда я больше не ходок!»
У стен монастыря Марина увидела автобус и вспомнила, что должна предупредить водителя.
– Та куда я денусь! Только чувствую, что мне их тут до темноты ждать! Они ж как дети – рванули к морю, силенки не рассчитали, теперь, того гляди, поумирают на лестнице, а я тут жди их! Та не переживайте вы! Куда я без них?! Пока усе не соберутся, не уеду! – Дядька, скинув ботинки, бродил по краю обрыва. – Знал бы, что так оно будет, сам бы спустился искупаться. Ото ж, скажу я вам, чи живу на мори, чи нет – лето проходит, а я на пляжу ни разку не був!
Марина кивнула дядьке и поспешила уйти: он, похоже, из тех собеседников, от которых невозможно отвязаться. Понять его можно – он тут пропарился на солнце уже несколько часов, а еще ехать далеко, за
