— Смертоубийство, — процедил Илюха и, зачерпнув немного кипятка, сдобренного замоченными в нем еловыми лапами и высохшими плетьми мяты, плеснул его в темный зев печи.
— Ссссссс, — целым клубком змей зашипели камни. Белое облако пара ударило в деревянные стены бани и принялось растекаться горячим туманом над потолком.
— Ай! — завизжал Гришка. — Перестарался.
— Да куда, перестарался, — болтал ногами Илюха, уши которого были надежно защищены вязаной шапкой. — Чуть-чуть совсем и поддал.
— Надо этот пар разогнать, — решил Олег и принялся крутить над собой на манер винтов вертолета дубовым веником с широкими лопушистыми листьями.
Горячий пар, закручиваемый тугими струями, стал опадать вниз.
— Мало пару! Плесни еще! — скомандовал Гришка, по-прежнему не отнимая рук от ушей, будто там у него находились динамики от танкового шлемофона.
Илюха со вздохом подчинился.
Змеи в печи охотно откликнулись сотнями злобненьких голосов.
— Ох, ну я растекаюсь, — пожаловался Олег, с которого, и правда, пот и сконденсировавшаяся на нем вода лили ручьем.
— Так что насчет мужика-то? — вернул друзей к действительности Гришка.
— Да, — стал похлопывать себя веником по ногам Олег. — В милицию как-то не с руки обращаться. Если моих родаков с отпуска выдернуть, больше они меня не то что к тебе в деревню, и в квартиру не отпустят.
— Вот то-то и оно! Выходит, завтра с утреца надо бы нашему раненому медикаменты и жратву принести. Кто пойдет?
Идти в лес к страшному парню в заплывшей — грязью и кровью — камуфляжной форме никому не хотелось.
Змеи в печи потихоньку утихомиривались. Раскаленные кирпичи едва слышно потрескивали. С потолка бани падали вниз крупные тяжелые капли.
Вдруг в предбаннике послышался скрип открываемой двери.
— Атас! — громко зашептал Гришка. — Дед идет!!! Быстро все взялись за веники! Илюха, поддай еще!
Илья от неожиданности и испуга шарахнул в печь чуть ли не половину ковшика, и оттуда вырвалось не облачко пара, а целый циклон, который мгновенно заполонил все окружающее пространство. Даже лампочка под стеклянным колпаком, только что ярко светившая, теперь через плотные слои пара виднелась еле-еле. Друзья, как бешеные, принялись молотить друг друга вениками. Дверь бани отворилась, в нее протиснулась лохматая шевелюра деда Трофимова.
— Как парок, братцы? — осведомился он.
— Дверь, дверь закрывай! — завопил Гришка. — Пар выпустишь!
— О, это по-нашему, по-мужицки, — довольно ответил дед и поскорее плотно захлопнул дверь.
— Уф, — опустил веник Гришка и набросился на Олега: — Ты чего меня хлещешь? У тебя что — своей спины нету?
— До моей далеко, — ответил Олег, разглядывая свой весьма пооблетевший веник.
— Зато до меня она близко, — хохотнул Илюха и принялся охаживать Олега по спине.
Через пять секунд друзья снова принялись немилосердно молотить друг друга вениками. Наконец, запыхавшись и глотая вместо кислорода раскаленный пар, троица кубарем посыпалась вниз и принялась умываться холоднющей колодезной водой, налитой в старую эмалированную ванну.
— А слабо вот так? — подмигнул друзьям Илья и плюхнулся в эту ванну прямо с головой.
— А-а-а-а! — вырвался у него крик, как только Илюха в состоянии снова был дышать. Через полсекунды он уже опять сидел на полке с глазами, круглыми, как у голодного, испуганного котенка, и грелся. Гришка решил повторить подвиг товарища и тоже, всем телом перевалившись через край, плюхнулся в ванну.
— У-у-у-у! — взвыл он так, что, казалось, потолок завибрировал, и стены вздрогнули.
Олегу ничего не оставалось делать, как исполнить тот же трюк, и его вопль превзошел все ожидания. Гришка даже с опасением посмотрел на потолок — а не рухнет ли сейчас кирпичная труба?
— Это-то еще ничего, — зябко ощупывая плечи, тут же покрывшиеся мурашками, говорил Илья. — Я вот тут в вашу баню зимой приходил и тоже так сдуру в ванну полез, а там лед оказался. Тонкий, правда. Но я порезался, довольно здорово.
— И ощущеньице? — бросил взгляд на него Гришка.
— Нет, — покачал головой Илья. — Не так круто. Меня отец запарил так, что тело ничего не чувствовало. А тут ледяная вода! Это потом, когда я выходить начал. Вот где прикол был.
— Ну-ну, приколисты, — перевел дух Гришка. — Кто завтра в лес пойдет?
— Боязно, — честно признался Илюха. — Давайте попробуем все втроем. Втроем все-таки как-то надежнее. Я думаю даже, если понадобится, с этим парнем сможем справиться, тем более, что он раненый.
— Ну вот на том и порешили, — успокоился Гришка, который никогда особенно сильно не переживал о том, что произойдет завтра. Какой смысл переживать о завтрашней гороновской контрольной, когда, может быть, ночью как шарахнет в них какая-нибудь нейтронная бомба, и не останется ни его, Гришки, ни гороно, ни тем более контрольной. А сколько еще может произойти событий менее глобальных? Училка заболеет, правительство решит внеочередные каникулы ввести? Да мало ли еще что… Так неужели он, Гришка, будет из-за этого портить себе нервы? Да ни в жисть!
— Ладно! — подвел итог Гришка. — Будем считать, наше оперпротивное совещание закрытым. Чур я первым мыться!
— Фигушки: ты дальше всех от пара сидел! — спрыгнул с полка Илюха. — А я, если б не шапка, уже давно бы в сморщенный гриб превратился. Так что первым буду мыться я!
Долго в парной ребята не выдержали. Помывшись кое-как, поскольку и Гришка, и Олег, и Илья не представляли себе, как можно тщательно отдраивать себя не в ванной, а в бане, компания ринулась по домам.
Илья, шаркая калошами, побежал домой через две калитки, а Гришка и Олег в белых призрачных маскхалатах помчались доложиться деду, что банная церемония закончена.
— Ну-ну, — похвалил дед, который, как он выражался, уже «успел орюмашиться» и теперь гонял по тарелке скользкий, ядреный от анисовой приправы груздочек. — Хороши, хороши, — глянул дед на внука и его товарища. — А чего это ты, Гришка, пятнами пошел, как леопард?
Гришка глянул в зеркало и обомлел: действительно, по всему его лицу и телу растекалась некая пятнистость. Он из нормального мальчика превращался в существо, раскрашенное по принципу «красный горох на белом фоне». Хотя, если приглядеться, могло показаться, что это — белый горох на красном фоне.
— Это ты, брат, перестарался, — хохотнул дед. — Но ничего, не смертельно. Садись! Кваску шарахнешь. Вот давай картошечки с топленым маслом, капустка с зимы еще осталась, грибочки. Наворачивайте, братцы!
Еще минуту назад при мысли о том, что ему придется что-то есть, Гришка пришел бы в ужас. Вот пить — это другое дело! Но осилив большой бокал березового кваса одним махом, он вдруг почувствовал такой зверский голод, что вилка так и замелькала в его руках, будто был он не пацаном в русской деревне, а французом во время парижской дуэли. Хотя, нет. Вряд ли даже самый опытный фехтовальщик мог бы орудовать шпагой с такой ловкостью и скоростью, с какой управлялся с вилкой Гришка.
— Вот так, мужики! — хлопнул дед по плечам мальчишек так, что те взвыли. — Вот это уважаю!..
Просыпаться Гришке ой как не хотелось! Сон бежал от него, и Гришка уже чувствовал тугую крахмальность белья, свежий, упругий запах набирающего силу солнечного дня, слышал пересвист каких-то пичужек, но упорно не признавался себе в том, что ночь прошла, пора открывать глаза.
В соседней комнате, гремя сковородками, кухарила бабушка. Деда слышно не было. Гришка приоткрыл один глаз, оценил угол наклона солнечных лучей, которые запрыгивали в дом, и решил, что дед давно на
