журналом.
– Правда?! – изумилась Соня. – Спасибо, что предупредили!
Он фыркнул и пошел к своей машине, бросив через плечо:
– Готовьте трос.
И Соня поскакала к «опелю», недавно заменившему ее надежные, но отжившие свой век «Жигули», все время оглядываясь, словно боясь, что чудесный спаситель вот-вот уедет, оставив ее одну. Но он не обманул ее ожидания и сам полез цеплять трос, а она суетилась вокруг, пытаясь помочь, и он сердито шикал, отгоняя ее, словно бестолковую наседку, путающуюся под ногами.
Но едва он тронул машину, а трос дернулся и натянулся и Соня вознесла Господу благодарственную молитву, как треклятый крючок вырвался с мясом, ни дна ему, ни покрышки. И крючок, и железяка, на которой он, видимо, крепился, и еще что-то фанфарами громыхнуло по обледенелому покрытию стоянки.
Соня немедленно впала в транс, из которого ее вывел несостоявшийся спаситель.
– На какой помойке вы нашли эту рухлядь? – раздраженно осведомился он, распахивая дверь с ее стороны.
– Никакая это не рухлядь, – заступилась Соня за верного, но слегка проржавевшего коня. – Нечего было дергаться, как эпилептик. Тронулись бы плавно, так не оторвали бы мне крючок!
– Я ничего вам не отрывал! – возмутился незнакомец. – Следить надо лучше за своими крючками, чтобы они у вас не отрывались!
– Совет, как я понимаю, выстрадан на личном горьком опыте, связанном с утратой собственного крючка…
– Счастливо оставаться! – сердечно пожелал он, неторопливо направляясь к своей машине и даже, кажется, насвистывая что-то лирическое.
– Постойте! – заволновалась Соня. – Вы не можете просто так меня оставить!
– Неужели? – Он даже не обернулся, продолжая шагать в заданном направлении, а она собачонкой трусила сбоку, просительно заглядывая ему в лицо. – И что, по-вашему, может меня удержать? Моральный кодекс строителя коммунизма?
– Вы же мужчина!
– Да какой уж там мужчина… без крючка?
Крыть было нечем.
– Ну, чего вы там стоите, как воплощенная скорбь? Запирайте свою таратайку, и поехали.
И в этот момент она увидела, как на стоянку торопливо зашел Даник, направляясь к своей машине, и притормозил, заметив ее, приостановился в явном замешательстве.
– Ура-а!!! – истерически крикнула Соня и пала на грудь незнакомца. Обхватила ладонями его щеки и смачно поцеловала в холодные губы. – Поехали!
– Вы машину-то закройте…
– Да черт с ней, с машиной! – разухабисто отмахнулась Соня и впорхнула в шикарный «лексус».
Лицо Даника проплыло перед глазами, когда они медленно выезжали со стоянки. И очень оно ей понравилось, это лицо. Ну просто очень.
Впрочем, спутник тоже выглядел весьма обескураженным.
– Извините, – повернулась к нему Соня. – Вы, наверное, сочли меня сумасшедшей. Это был спектакль… для одного зрителя.
– Я так и понял.
– Меня зовут Соня.
– Гусев, – кратко представился новый знакомый.
– Случайно, не Арнольд? – засмеялась она.
– Если только случайно. А у вас есть знакомый Арнольд Гусев?
– Так зовут начальника компании, где я работаю. И знаете, вы на него удивительно похожи. Но он, конечно, совершенно другой.
– И в чем же разница?
– Да во всем! Застегнутый на все пуговицы сноб. Никогда бы не надел такую шапочку и свитер – только строгий костюм и галстук.
– А вы бы хотели, чтобы руководитель компании ходил на работу в лыжной шапочке?
– Вы прекрасно понимаете, о чем я!
– Не совсем. Вас не устраивает содержимое его гардероба?
– Да мне вообще нет до него никакого дела. Мы с ним разной крови – он небожитель и плевать хотел на разную людскую мелочь, толкущуюся у него под ногами. Вот, например, зачем в праздники работать до глубокой ночи? В угоду какому-нибудь припозднившемуся придурку тысячи продавцов лишаются возможности посидеть за столом в кругу семьи!
– Торговля всегда ориентирована на покупателя и его благо. И если продавца не устраивает такое положение вещей, значит, он занимает чужое место и должен сменить профессию.
– А почему вы решили, что я работаю в торговой компании? – нахмурилась Соня. – Я что, похожа на продавца?
– А в этом есть что-то стыдное?
– В этом есть что-то… примитивное, указующее, что человек не способен на нечто большее.
– Ну, это вы глупости говорите. Это в вас какая-то личная неудовлетворенность протестует. Я угадал?
– Когда человеку плохо, весь мир предстает перед ним в черном цвете, – философски заметила Соня.
– А вам плохо?
– А я, похоже, однажды сбилась с дороги – свернула на чужую тропинку. А когда очнулась, было уже поздно.
– Вернуться никогда не поздно. Вы не согласны?
– Согласна, но это не у всех получается. У меня вот не получилось.
– Попробуйте еще раз.
– Попробую…
– А этот ваш… одинокий зритель?
– Он пришел со своим спектаклем. Мне не понравилось…
10
Странная все-таки штука жизнь – то струится ни шатко ни валко, копируя тягучие дни, словно ленивая полуденная река в однообразных безрадостных берегах, то вдруг закружит хороводом событий, нежданных перемен, нечаянных совпадений – только успевай поворачиваться.
Фейерверк Сониной жизни вспыхнул так ярко, что отразился даже в криминальной хронике, поставив на уши всю родню – сама-то она и рассказывать бы не стала.
А случилось вот что. Однажды поздним холодным вечером, когда в салоне не было ни единого покупателя (да и быть не могло по определению!), они работали вдвоем с Нинкой Капустиной. У дверей сладко посапывал охранник Жора, а в своей каморке засиделась припозднившаяся Козья Морда. Обычно летела домой, как подстреленная, а тут почему-то задержалась – от судьбы, как говорится, не убежишь.
Безумная Нинка описывала случившееся с ней ночью расстройство желудка – в мельчайших подробностях, вплоть до запахов и звуков. И в самом кульминационном моменте повествования, когда она, в поту и стонах, теряя от слабости сознание, упала на полу в коридоре, в салон стремительно вошел человек в темной маске, повел в сторону охранника черной трубочкой, и тот, дернувшись всем телом, свалился на пол, без перехода погрузившись теперь уже в вечный сон.
А трубочка смотрела на них с Нинкой, и Соня, холодея от ужаса, осознала, что это дуло пистолета – или чем там бывают оснащены ночные незваные гости?
– Выручку из кассы, быстро! – прозвучал резкий голос. – И на пол мордой вниз!
Они немедленно выполнили вторую половину команды, рухнув там, где стояли, – за кассовой стойкой.
