Он судорожно дернул кадыком, сглатывая горечь.
Что он может сделать, ну что? Лишь бы она не смотрела вот так — сквозь, лишь бы не стояла, безвольно опустив руки! Чтобы позволила той улыбке, пробудившей его, распуститься, и не думала, будто это — грех!
А хоть бы и грех! Что с того?
Как помочь ей примириться с самой собой? Если бы он знал, что она будет страдать, он бы… Он бы — что? Остановился бы?
Даже думать об этом больно.
Но она едва держится, чтобы не сорваться в истерику. Не понимает, на каком она свете и как выбраться в привычную колею.
Зачем ей еще и это?
Нагромождения нелепых случайностей, болезненных откровений, — разве мало? Чудовищный кошмар, тот, что поразил ее воображение в Бердске, он объяснит, но что потом? Получается, будто он свалит на ее плечи еще одну ношу, и — разбирайся, как знаешь.
Ей снова придется возвращаться в прошлое. А значит, снова переживать все то, что уже давно прожито и уложено в дальний, самый дальний уголок.
Ради чего?..
Олег насильно впихнул ей в руки полотенце, проводил до туалета, а сам обосновался у окна напротив, будто сторожевой пес. Плохой пес. Преданный, но предавший. По сути, выходит так, и никуда не деться от этого. Разве что в окно выпрыгнуть и покончить с этой канителью раз и навсегда.
Он взял себя в руки и попробовал отрепетировать речь.
Для начала он попросит ее слушать спокойно, не перебивая. Он возьмет ее за руки и будет глядеть в глаза, ожидая момента, когда в них появится понимание. А если не появится?
А если в глаза смотреть он не сможет?
Должен.
Он должен рассказать ей, как все было на самом деле.
ГЛАВА 24
Олег прожил в Москве меньше года, даже первый курс отец ему закончить не дал. Особых усилий для этого не понадобилось. Хороший товарищ Морозова-старшего побеседовал с ректором, популярно объяснив, что у сибирского парнишки слишком много соблазнов в столичной жизни, а родителям за него беспокойно. Очень беспокойно. Они вполне допускают, что их сын — талантлив и хороший студент, в связи с чем утрата для института может стать ощутимой. Они понимают и готовы возместить.
К следующей сессии студент Морозов не был допущен. Качать права было бесполезно, да и совершенно не умел он тогда постоять за себя.
Жить в столице было не на что и негде. Перспектива армии при таком раскладе показалась Олегу не такой уж мрачной. Отца она тоже устраивала. Воинская служба в любом случае учит порядку и выдержке, которых сыну пока не хватало. Морозов-старший запасся терпением и стал ждать, пока отпрыск вернется домой: возмужалым, дисциплинированным и главное — поумневшим в достаточной степени, чтобы понять, какую замечательную судьбу ему приготовил отец. Нет, распоряжаться жизнью сына он не собирается, но и с заданного направления сойти ему не позволит.
Олег сопротивлялся. Он смутно представлял, кем теперь был его отец. Криминальный авторитет, главарь местной мафии — кажется, это так называется? Душа сына к такой карьере не лежала.
Деньги? Пока денег ему хватало и в газете, куда он устроился сразу по возращении из армии. Власть? О ней он никогда и не мечтал.
Из огромной двухэтажной отцовской квартиры он без малейшего сожаления переехал в коммуналку, однако продолжал все же бывать дома. Обрывки телефонных разговоров, колоритная наружность отцовских гостей, опасливые мамины взгляды — все это не могло пройти мимо его внимания. Юношеский максимализм заработал на всю катушку. Олег понял, что не может оставаться в стороне.
Тоже мне Павлик Морозов, издевался он над собой.
Нет, предать отца он не мог. Хотя бы потому, что тогда пострадала бы мать. Но жажда справедливости не давала покоя, пока он не нашел ей выхода в журналистике. Олег стал проводить серьезные расследования, потихоньку обрастая нужными знакомствами и влиятельными недругами. К тому времени, как в его жизни появилась Алька, уже были объявлены гласность и свобода слова. Он стал копать все глубже и писать все откровенней. Он знал, что рискует, но страх был ему неведом.
Потом оказалось, что все не так просто, как он думал и как писал в своих статьях. Он понял, что его вера в конечное торжество справедливости была по-детски наивной. Но он не слишком грустил, расставаясь с нею, потому что теперь в его жизни была Алька.
Черт возьми, он был тогда уверен, что их любовь — это самое главное в жизни!..
Уже было решено, что они поженятся, когда Алька в мимолетном разговоре упомянула, что видела его отца и он не ответил на ее приветствие. Олег насторожился: отец был в курсе его планов и, конечно, категорически против. Алька, «бердская голытьба», в роли невесты единственного сына Морозова-старшего ну никак не устраивала. Но Олег не хотел, чтобы об этом узнала сама Алька.
Она искренне считала его отношения с родителями идеальными, а он все не решался рассказать ей правду.
Вот и тогда он пожал плечами и смущенно пробормотал, что скорее всего отец не заметил ее.
— Как это не заметил? — Алька округлила глаза. — Я сегодня одна в приемной сидела, а они с Федот Степанычем из кабинета вышли и…
— Сегодня? — удивился Олег. — Сегодня же выходной, я думал, ты к матери ездила.
— Я ездила, — кивнула она. — Меня Вероника попросила напечатать кое-что, а ты же статью писал, вот я и решила, чтобы машинку у тебя не отнимать, на работу заскочить и там все сделать. Выходной же, я бы никому не помешала. Приехала, полезла машинку в сеть включать, а тут дверь как заскрипит! Ой, Морозов, я так испугалась, я же не знала, что там кто-то есть, чуть с ума не сошла! А Федот Степаныч увидел, как я из-под стола вылезаю, так прямо позеленел! Тоже, наверное, испугался! Я стою, глазами хлопаю, а они…
— Они — это мой отец и твой Федот Степаныч? — уточнил Олег.
— Почему это Федот Степаныч — мой? — обиделась Алька. — Начальница канцелярии — Вера Самсоновна, слава богу! А Степаныч…
— Степаныч — секретарь горкома, — договорил за нее Морозов и, с досадой придавив окурок в пепельнице, попросил: — Хватит об этом, Алька. Ну, не поздоровался отец — и не поздоровался. Тоже мне повод для переживаний!
— Я ему не нравлюсь, — предположила она.
— Ну и ради бога! — вскипел Олег. — Главное, чтобы ты нравилась мне, ясно?
Она кивнула. Он притянул ее к себе и следующие полчаса с удовольствием объяснял, до какой степени она ему нравится.
ГЛАВА 25
На следующий день Олег отправился навестить мать, попутно раздумывая, какие общие дела могут быть у Морозова-старшего с секретарем горкома. Надо было спросить у Альки, о чем они разговаривали. И что это тебя опять на расследования потянуло, выругал он себя. Какая муха укусила?..
— Отца нет? — первым делом уточнил Олег.
— Ты завтракал? — первым делом осведомилась мать и, не слушая ответа, усадила его к столу.
Между омлетом и кофе Олег спросил, знакома ли она с Федотом Степановичем Горшиным.
— Вроде бы нет, — мать пожала плечами.
— А папа его знает?
Папа. Олег давно не называл его так. Только «он» или «твой муж».
Мать удивилась, но виду не подала.
— Спроси сам, если это так важно. Папа у себя, ты вот кофе допей да поднимись к нему.
— Значит, он дома, — пробормотал Олег, — и ты меня затащила за стол в надежде, что мы устроим настоящий семейный завтрак.
