Петрусь играл для девятерых приговоренных. И они поняли его. Некоторые из них выпрямились, стали плечом к плечу, гордо подняли головы, а парнишка сжал кулаки, и только женщина заплакала громко, навзрыд.
Петрусь возвратился с кладбища один. Вошел в избу. Поставил на лавку футляр с баяном. Ребята возились возле печи, двигая по рассохшимся половицам щепки — танки. Варвара чистила картошку, сидя на низеньком чурбане. Она подняла голову и воспаленными от слез и бессонницы глазами внимательно посмотрела на квартиранта. Петрусь отвернулся. Ни на кого не глядя, прошел в угол. Сел на лавку и уставился в противоположную стену, будто слепой.
— Ты что, Петрусь?
— Уйду… — Он скрипнул зубами. — Не могу больше. Нервов нету… — И вдруг крикнул на ребят, по- петушиному срывая голос: — Да бросьте вы щепками скрести!..
Ребята замерли от неожиданности. У Виташки задрожали губы. Петрусь обхватил голову руками и застонал.
— А ну-ка, идите во двор. Погуляйте, — сказала Варвара ребятишкам. — Видите, хворый дяденька…
Она выпроводила ребят в сенцы, плотно прикрыла дверь и села рядом с Петрусем.
— Прости, Варвара, — тихо сказал Петрусь. — Сердце горит на душегубов… Мочи нет… Девятерых расстреляли на кладбище… И не знакомые, а будто — в тебя пули. — Петрусь постучал кулаком по груди и протяжно вздохнул.
Варвара молчала, опустив голову, будто вслушиваясь в наступившую тишину. Хрустнула возле печки ссохшаяся половица. Где-то печально и робко свистнул сверчок.
— Уйду… — сказал Петрусь. — Не могу я в пивной играть. Не баян — автомат просят руки. — Он встал. — Ты мой инструмент схорони до поры. Больно приметная штука — ящик…
Варвара кивнула.
— А придет этот, скажи, за нотами подался. Скоро, мол, вернусь.
Варвара снова молча кивнула.
— Ну прощай, не поминай, как говорится, лихом.
Петрусь ушел, оставив у Варвары баян и свой вещевой мешок. Не прячась, направился он прямо к заставе. Предъявил часовым пропуск и размеренным шагом пошел по шоссе.
Козич вернулся домой час спустя после ухода Петруся. Вошел в избу, огляделся.
— Петрусь не приходил?
— Приходил, — нехотя буркнула Варвара.
— Где ж он?
— Ушел.
— Куда?
— Домой!
— Толком говори! — крикнул Козич.
— Не ори, — зло сказала Варвара, — лопнешь.
— У-у-у!.. — Козич замахнулся.
Варвара посмотрела прямо в его белесые сверлящие глазки и сжала рукоять ухвата.
— Но-но! — Козич отступил на шаг. — Куда он пошел?
— Сказано: домой.
Козич убитый сел на лавку. Сцепил пальцы.
— Зачем?
Варвара прогремела ухватом:
— Ноты какие-то забрать.
— Ноты?.. А гармонь?
— Вон она, гармонь, ослепли, что ли?!
— Не дерзи! — крикнул Козич и тотчас притих. «А что если Петрусь не вернется? Ведь господин Вайнер…» Козич почувствовал, как пополз по спине неприятный холодок.
— Он ничего не сказал?
Варвара уловила в голосе Козича дрожь и, чтобы досадить ему, притворилась, что не слышит вопроса.
— Петрусь ничего не сказал?
— Сказал.
— Что?
— Что за нотами идет.
— А вернется-то когда? Вернется?
Варвара видела, как встревожил Козича уход Петруся. Ей очень хотелось крикнуть в лицо предателю, что Петрусь ушел в лес, к партизанам, а когда вернется, то и Козичу и начальникам его несдобровать! Но она сдержалась. Она понимала, как важно, чтобы сейчас Козич был спокоен, чтобы вслед за Петрусем не помчалась погоня. Надо дать Петрусю уйти в лес. И она сказала:
— К вечеру обещался.
До вечера просидел Козич у окна. Но Петрусь не вернулся. Всю ночь ворочался Козич на жесткой постели, вздрагивая от малейшего шороха. Утром бледный, с ввалившимися глазами он казался больным.
— Что же делать? Докладывать Вайнеру или нет? Не доложишь — он все равно узнает об исчезновении Петруся, и тогда будут пытать, могут обвинить в соучастии, поведут на кладбище, как тех девятерых. Рубашка прилипла к телу, Козич сжался, стал похожим на загнанную в угол мышь.
— Варвара, не вернулся Петрусь?
Варвара усмехнулась.
— Сами видите.
Козич ждал до полудня. Потом, забыв шапку, выскочил за дверь и торопливо засеменил по улице. Скорей, скорей, может, еще не поздно… Жуткий, животный страх гнал его, одеревеневшие ноги, казалось, двигались сами, будто спрятан был в них какой-то механизм.
Вайнер по его виду догадался, что что-то произошло. Он сдвинул брови и кивнул на графин:
— Выпейте воды.
Козич не понял. Глотнул воздух, как выброшенная на берег рыба.
Вайнер нетерпеливо постучал ладошкой по столу.
— Ну!..
— Ушел, — хрипло выдохнул Козич.
— Кто?
— Гармонист… За нотами…
— Ну?..
— Ушел…
— Когда?
— Вчера… С кладбища…
— Зо-о!..
Вайнер посмотрел на Козича так, что тому захотелось провалиться сквозь пол, только бы не видеть этих холодных беспощадных глаз.
— Обещал вернуться… — невнятно забормотал Козич, — обещал… к вечеру…
— Слушайте меня внимательно, Козич, — размеренно, четко выговаривая каждый слог, сказал Вайнер. — Если ваш гармонист не будет возвращаться до завтрашнего вечера, я прикажу спустить вашу шкуру и набить из нее чучело соломой. Вы понимаете, что я не шучу? И не вздумайте тоже бежать. Я вас достану из-под земли.
