так, мол, и так, дела наши на фронте хорошие… В общем, уговорил!
Петрусь усмехнулся:
— Ну что ж, Тарас Иванович, придет день, уж я тебя не забуду, отблагодарю!
— Не забывай, Петрусь, не забывай своего благодетеля. Я за тебя словечко замолвил, и ты за меня замолвь. Может, войтом меня назначат? А? Немцы-то на Волге. Советам — капут!
— Назначат тебя, Тарас Иванович, войтом. Назначат.
Петрусь отвернулся и долго смотрел в окно. И счастье Козича, что он не видел его лица.
Сводки, передаваемые ставкой, были полны оптимизма. Они бодрили, поддерживали, вселяли уверенность. Вайнер забыл о недавних «неприятностях» под Москвой. Всегда легко забываешь то, о чем хочется забыть.
С каждой сводкой все более близким казался конец затянувшейся войны, все более случайными налеты партизан. И оттого, что так блестяще складывались дела на Волге, казалось, что и здесь легко покончить с партизанами одним решительным ударом.
Вайнер собрал у себя офицеров и произнес краткую речь. Она была энергична, полна уверенности и здорового оптимизма, как сводки из Берлина.
А через неделю, глухой, безлунной ночью, внезапно, в полном молчании, чтобы не выдать себя партизанским разведчикам, из Ивацевичей в разных направлениях вышли небольшие отряды. Точно в назначенное время эти отряды собрались на окраине леса. Солдат было около шести тысяч, но оттого, что они молчали, Петрусю казалось, что их гораздо больше. Он нервно покусывал нижнюю губу. Рядом с ним, словно оберегая его от каких-либо случайностей, стояли три здоровенных автоматчика.
Петрусь понимал, что Вайнер не доверяет ему до конца, но теперь это уже не имело никакого значения.
— Пора, — тихо сказал Вайнер. — И помните, господин Борисевич, каждый шаг вперед приближает вас к желанной цели.
— Спасибо, пан Вайнер, — так же тихо ответил Петрусь. — Я готов.
Он кивнул автоматчикам и двинулся в глубь леса. Позади кто-то вполголоса отдал команду.
Петрусь шел, то и дело отстраняя от себя ветки. Он с наслаждением вдыхал влажный запах леса и чутко вслушивался в тяжелые шаги солдат. Мысленно Петрусь видел всю колонну. Ядовитой змеей втягивается она в дремлющий лес и ползет, чтобы смертельно ужалить этот лес в самое сердце… Ползет меж высоких стройных сосен, меж белых берез, подминая нежный подлесок.
Прямо — сухая дорога, налево — болота, покрытые лесом. Петрусь решительно свернул налево.
Все влажней под ногами земля. Все сильнее пахнет болотной гнилью. Вот уже мягко пружинит мох, хлюпает под сапогами.
За спиной тяжело дышат автоматчики.
Вода уже по колено, холодные струйки ее текут за голенища сапог. Хорошо!
Петрусю с детства знакомы эти места и, несмотря на темноту, он ясно представляет себе болото: зыбкое, кочки покрыты светлым мхом, и между ними застоявшаяся темно-коричневая вода, все реже и реже осины да покореженные чахлые березки. Здесь надолго завязнут легкие пушки фашистов, и жадная, гнилая вода поглотит не один зарядный ящик!
Тяжело дышат автоматчики. Хлюпает вода. Кто-то упал, выругался.
Вязнут ноги, все тяжелее становятся набухшие, облепленные грязью сапоги. Болото изматывает.
Скоро рассвет.
Позади скомандовали:
— Хальт!
Один из автоматчиков толкнул Петруся в спину. Он остановился. Остановились идущие следом. Все дальше и дальше замирал хлюпающий звук. Подтягиваясь к голове, останавливалось, растягивалось по болоту громадное тело змеи. Потом снова забулькала вода. Несколько человек приближались к Петрусю. Они шли, тяжело дыша, и, видимо, с трудом вытягивали из трясины ноги. Петрусь узнал грузную тушу коменданта Штумма и Вайнера.
«Да-а, коменданту не сладко», — с удовольствием подумал он.
— Ты где нас ведешь, собака? — спросил Вайнер.
Штумм замахнулся огромным кулачищем, но Петрусь увернулся.
— Осторожно, герр комендант. Так недолго и плюхнуться. — Он не скрывал улыбки.
— Отвечай, когда тебя спрашивают! — крикнул Вайнер.
— Я веду вас самым кратчайшим путем, — сказал Петрусь, — к рассвету мы бы окружили лагерь, если бы не ваши солдаты.
— Что такое?
— Я не виноват, что они ползут, как черепахи, и мне то и дело приходится сбавлять шаг. Похоже, что мы не дойдем до света.
Вайнер помолчал.
— Неужели нет пути посуше?
— Когда партизаны уходили в лес, они не позаботились о сухой дороге для вашего отряда.
В этом ответе Вайнер уловил насмешку, но сдержался ради пользы дела.
— Вперед! — скомандовал он и молча побрел рядом с Петрусем.
Штумм, натужно хрипя, будто его схватили за горло, с трудом поспевал за ними.
Вскоре небо начало бледнеть, на нем все четче и четче вырисовывались темные стволы одиноких деревьев.
— Сколько до лагеря? — спросил Вайнер.
— Километров семь.
— Болотом?
— Почти.
— Имейте в виду, если вы морочите мне голову, я повешу вас на первом крепком суку.
Петрусь молчал.
Небо стало золотистым. Звезды погасли. А отряд все еще тащился по болоту.
— Они могут обнаружить нас, — сказал Вайнер.
Петрусь кивнул.
— Нападут?
— Вряд ли. Их мало, и они плохо вооружены, — убежденно сказал Петрусь.
Еще немного прошли молча. Потом Вайнер поднял руку. Голова колонны остановилась.
Солнце начало золотить верхушки деревьев. Солдаты стояли, тяжело дыша. Они были мокры и грязны. На каски налипли желтые осенние листья.
— Придется рассредоточиться и ждать, — вздохнув, сказал Вайнер. Он жалел, что сам взялся проводить эту операцию. Куда приятнее было бы лежать сейчас в теплой сухой постели.
Петрусь будто угадал его мысли:
— Пройдем еще немного, господин Вайнер. Я вас выведу на сухое место. Есть недалеко такой островок. А здесь вы можете простудиться.
В душе Вайнер очень обрадовался предложению Петруся. Сейчас хотелось только суши и солнца!
Петрусь не обманул. Вскоре он подвел голову колонны к островку, на котором, будто чудо, росло несколько могучих дубов. Тяжелые листья их безмятежно трепетали под утренним ветерком.
Вайнер вышел на островок, с облегчением сел на сухую землю и, прислонясь к стволу дуба, начал выжимать намокшую одежду. Рядом, крякнув, уселся Штумм.
Часть солдат разместилась на островке, остальные разбрелись вокруг, подыскивая места посуше. Устроившись кое-как, принялись за консервы. Вокруг были выставлены посты.
Предстояло целый день, притаившись, ждать наступления темноты.
Томительно тянулся этот день для солдат. Не радовало даже солнце. Особенно тех, кто сидел на мокрых кочках, как угрюмые болотные птицы.
Офицеры обсохли и приободрились. Петрусь отлично выспался. С наступлением темноты солдаты
