Отдельными кадрами. Словно фотографии из прошлого.
Вот он на лекции, а вот решает прогулять две оставшихся.
Едет к Ольге. Метро. Цветы. Подъезд.
Джинна. И второй возле машины с аэрографией в виде жарких языков пламени, лижущих капот, крылья и двери.
Володя вздрогнул. Сквозь тряску осознал, что именно сейчас его везут в том самом «Рав 4» неизвестно куда и неизвестно с какой целью.
– Ты его не пришиб? – поинтересовался голос с переднего сиденья.
– Нет, – отрезал второй, сердитый, с водительского.
Этот голос Володя сегодня уже слышал.
– А чем ты его? – не унимался первый.
– «Пустой пузырь». Он отключился, как миленький.
– Так же и удушить можно.
– Ты за ним следишь или нет? – обозлился сердитый голос. – Он очухивается.
Володя поднял веки. Он успел только понять, что лежит на заднем сиденье, да заметить недовольный взгляд ярко-алых глаз. Потом что-то с силой долбануло по голове, и снова накатилась темнота.
...Застенок оставался все тем же. Только выхода больше не было. И людей не было. Ни князя, ни прислуги. «Без окон, без дверей полна горница...»
Аристотель сделал несколько шагов, споткнулся и со злостью поддел ногой валявшуюся на полу книгу. Легче не стало. Но злость ушла, а мысли потекли ровнее.
Какое ему дело, кто его сюда засадил? Сейчас отсюда надо выбраться. Фиораванти подошел к стене, прижался телом к свежей кладке и вслушался, ловя малейший звук или вибрацию. Но за стеной никого не было. Ни каменщиков, ни охраны, ни князя – никого.
Зато он прекрасно ощущал источники, что били совсем рядом. Благо, сам снимал с них то странное, перекрученно-хитрое заклинание. Эх, жаль, что, когда уезжал, по соглашению с местными разорвал привязку и не может более восстановить силы.
Итальянец немного расслабился. Забормотал нечто ни на родном наречии, ни на языке Московии. Пальцы его сложились в причудливую фигуру, кончики их начало немного жечь. От руки пошел белый свет, выкристаллизовался в бело-голубой светящийся шар. Достигнув размеров княжьей шапки, шар отделился от пальцев архитектора и неторопливо поплыл к потолку. В застенке стало светло. Так-то лучше.
Аристотель осмотрел разбросанные по полу останки бывшей своей алхимической лаборатории. Книги сейчас были бесполезны. Начертанное собственной рукой он помнил и без того. А вот брошенный потухший факел оказался весьма кстати.
Итальянец опустился на колени и поднял остаток факела. Обгоревшая сторона его пачкалась, оставляя черные следы. Фиораванти улыбнулся, поднялся. Хрустнули колени.
«Надо больше двигаться», – подумал между делом.
Страх окончательно ушел, оставив место трезвому расчету. Зодчий вел себя так, словно уже был на свободе. Словно не замуровал муроля великий Московский князь.
Он постоял с минуту, что-то прикидывая. В памяти всплыли планы подземных ходов. Отдельные чертежи сложились между собой, образуя целостную картинку лабиринта. Шагнув к выбранной глухой стене, Аристотель уже точно знал, что делать. Это для других она глухая – не для него. Он точно знает, что по ту сторону кладки коридор, ведущий совсем в другое место.
Остаток факела ткнулся горелой стороной в стену. Твердой рукой Фиораванти провел линию. На стене возник нехитрый, хоть и незнакомый простому смертному символ. Все. Полдела сделано.
Аристотель улыбнулся, отбросил факел и щелкнул пальцами. Шар, сотканный из бело-голубого света, потух. В застенке воцарилась темнота. И в этой темноте зазвучал хриплый голос итальянца.
То, что он говорил, не поняли бы ни русские, ни византийцы. Даже из собратьев вряд ли кто-нибудь уразумел бы смысл сказанного. Заклинание было редким и древним, и не рогатые маги серой сферы принесли его в этот мир.
А Фиораванти все повторял и повторял одно слово. Повторял как молитву. Бубнил, словно пономарь или помешанный. И от слова его, повторенного многократно, вспыхнул светом знак, начертанный на камнях.
Аристотель замолчал и прижался к стене. Свет не грел, от кладки тянуло холодом и сыростью. Но маг прижимался к ней сейчас, как к любимой женщине. Так длилось какое-то время. Потом тело его начало медленно погружаться в кладку, как горячий нож в холодное масло, покуда зодчий не стал с ней единым целым. И тогда символ на стене прощально вспыхнул и погас.
Застенок погрузился во тьму, в которой не осталось ничего живого.
Тень отделилась от стены и замерла в темноте потайного подземного коридора. Фиораванти потратился изрядно, и теперь немало времени пройдет, пока он сможет восстановить силы.
– Благодари, князь, – пробормотал себе под нос, – что я не злопамятный. А то бы явился тебе ночью синий и некрасивый.
Передохнув пару минут, он по памяти выбрал направление и беззвучно, как привидение, заскользил по коридору.
Сзади послышались шаги. Фиораванти вздрогнул. Не могло здесь сейчас никого быть.
– Не туда идешь, дейвона, – голос был знакомым и доброжелательным.
Аристотель повернулся. За спиной стоял Кучкович.
– Как же «не туда»? – усомнился зодчий. – А то я свои чертежи не помню?
– Чертил ты, строили другие, – пожал плечами тот. – Идем. Расскажешь, как выбрался, а мы тебя за это к источнику отведем, позволим силы восстановить. Вы с князем нас порядком напугали...
Значит, все же Иоанн его по собственной воле замуровал. Маги ни при чем. А чертежи, выходит, переврали. Повезло еще, что тот коридор, в который он из своего каземата вышел, в нужном месте оказался.
Аристотель представил себе, в каких муках умирал бы сейчас в стене, если бы князю взбрело в голову изменить план и тут и перенести коридор на пару саженей в сторону.
Фиораванти мотнул головой, отгоняя страшные мысли, и поспешил за Кучковичем...
На этот раз Володя осторожничал еще дольше. Вновь получать по башке не хотелось, потому он лежал и вслушивался. Но никаких звуков не было. И тряски не было. Зато лежал он теперь не на мягком сиденье, а на чем-то твердом и холодном.
Так и не определив, где он, Володя открыл глаза. Его оставили на паркетном полу в огромной комнате. Собственно, и все. Больше в зале, как окрестил он для себя помещение, никого и ничего не было. Ни мебели, ни каких-либо предметов. Даже его сумки и фотоаппарата.
– Суки, – буркнул зло.
При мысли о потерянном фотоаппарате настроение испортилось вконец, хотя, казалось бы, хуже уже некуда.
Володя огляделся. Зал был прямоугольным. В таких, должно быть, прежде устраивали балы. Под высоким потолком по периметру располагались бра, дающие приглушенный свет. В дальнем углу в одной из длинных стен обнаружилась массивная двустворчатая дверь. Не питая по поводу нее никаких иллюзий, Володя подошел и для очистки совести дернул за ручку. Как и следовало ожидать, дверь оказалась запертой.
Противоположная стена привлекла внимание четырьмя плотно занавешенными окнами. А через окно, пожалуй, можно и сбежать. Ноги сами понесли на другую сторону зала.
Володя отдернул штору и зло сплюнул. Мало того, что на окнах стояли решетки, так еще и ставни снаружи оказались заперты. Причем одинаково закупоренными были все четыре окна. Прыжки в окно отменялись.
Интересно, зачем он понадобился «оранжевым»? Во всяком случае, ничего хорошего, судя по манере джинна приглашать в гости, ему не светит. И что теперь делать? Искать его не станут. По меньшей мере, в ближайшее время. Он для всех учится, работает. Когда папа с мамой спохватятся? Не раньше полуночи, уж точно. И ведь он сам их приучил к тому, что приходит домой среди ночи, и нечего за него волноваться. А не станут волноваться, лягут спать, так и вообще раньше утра про него не вспомнят.
