Он набрал воздуха в грудь, почувствовал, как запершило в горле, прижался лицом к рукаву, чтобы заглушить начинающийся кашель. Не вовремя. Так он всех может подвести...
Ба-бах! Ба-бах!
Два огненных снопа вылетели из пистолей козаков на холме, два передних всадника слетели с коней, кони остальных рванулись в стороны...
– Бей! – вскричал Черепень и бросился вперед, на холм, где два козака уже рубились с татарами.
Приблуда вскочил на ноги, закричал что-то несусветное, не соображая, что и как, бросился за атаманом, размахивая саблей. Белые фигуры товарищей неслись справа и слева от него, свист, дикий крик, ругань катились валом на застигнутых врасплох всадников.
Звенела сталь. Искры отлетали от сталкивающихся клинков и гасли, как падающие звезды.
Еще не добежав до вершины холма, Приблуда заметил, что только один человек отмахивается от всадников саблей. Темная масса начинала окружать козака, сабли высверкивали в облаке пыли...
Пронзительно завизжал татарин, конь его метнулся в сторону, на бегущих козаков. Кто-то слева от Приблуды, по фигуре вроде как Стриж, уклонился и, присев, полоснул саблей по ногам коню.
Конь споткнулся, тонко вскрикнул, как человек, полетел кубарем с холма. Всадник вылетел из седла и упал прямо под ноги Приблуде. Вскочил, размахивая саблей.
Приблуда повернул в его сторону пистолет, нажал на спуск, но ничего не произошло – татарин опустил саблю, целясь парню в голову.
Сбоку мелькнула тень, резкий удар отбросил татарскую саблю в сторону, татарин потерял равновесие – следующий удар пришелся в шею. Влажно хрустнуло, визг прервался.
– Не зевай! – крикнул Качура. – Бей-руби!
На вершине холма ударил пистолетный выстрел. Еще один. И еще. Сдвоенный залп самопалов осветил оскаленные лошадиные морды, в крови и пене.
Приблуда снова поднял пистолет, спохватился, взвел курок. Теперь он не помнил, что у него есть сабля, что его самого могут заколоть или полоснуть по горлу – он видел только всадников, слышал выкрики и звон оружия, вдыхал пороховой дым и думал только об одном – не промахнуться, всадить пулю в это месиво на холме. А потом...
Отделившийся от общей массы конь гигантским прыжком оказался возле Приблуды, тот закричал от страха или от азарта – выстрелил, но татарин поднял коня на дыбы, и пуля ударила коня в брюхо.
Животное еще не успело опрокинуться навзничь, как всадник ловко спрыгнул с седла и ткнул копьем, целясь Приблуде в грудь.
Тот отбил удар пистолетом, даже не отбил – отвел, одновременно уклоняясь в сторону, выставил саблю перед собой и почувствовал вдруг тяжесть, навалившуюся на оружие.
Хруст, треск рвущейся ткани, влажный, протяжный звук, и прервавшийся вдруг стон... Приблуда рванул саблю назад, чтобы не утащил падающий татарин ее за собой.
Перед глазами плыла багровая завеса, он судорожно дышал, но воздух был упругим, колючим, как крапива, и так же обжигал, не давая возможности перевести дыхание.
Белая сорочка вдруг возникла перед самым лицом Приблуды, замерла. Что-то черное появилось посреди сорочки, прямо между лопаток.
Застонал Задуйсвичка, подкосились у него ноги, и упал козак лицом вниз, ломая стрелу, пробившую ему сердце.
Крики прекратились, только лязг железа да высокий, вибрирующий звук спущенной тетивы время от времени. Сухое, надрывное дыхание дерущихся. Звон клинков, торжествующий крик, оборвавшийся на самой высокой ноте, чей-то истошный вопль взлетел к звездам и угас между ними.
– Господи! – выкрикнул кто-то из козаков и захлебнулся кровью.
Приблуда не мог бежать, его силы закончились на том единственном ударе, на выпаде, пронзившем татарина. Но он должен продолжать бой. Он обязан, по закону братства, по обычаям козацким, по голосу своей души.
Козаки расступились – высокий татарин стоял на вершине холма, держа в руках две сабли, вращая ими с немыслимой скоростью; только свист рассекаемого воздуха да тяжелое дыхание козаков.
Это было похоже на танец – козацкий круг и человек, играющий клинками в центре этого круга. Завороженный Приблуда шагнул вперед, чтобы занять свое место в круге.
– Назад, – прохрипел Черепень. – За спины отойди.
Приблуда непокорно мотнул головой, поднимая саблю.
– Я что тебе сказал?! – выкрикнул Черепень и наотмашь, не глядя, хлестнул Приблуду левой рукой по лицу. – Не лезь!
Из рассеченной губы потекла кровь, Приблуда вытер ее рукавом и остался стоять слева от Черепня.
– Дурень! – выдохнул атаман, бросаясь к татарину.
Тот отбил саблю Черепня, пропустил его мимо себя и полоснул вторым клинком атамана по ногам.
– Бей! – взревели остальные козаки, наступая в середину круга. – Бей!
Но две сабли, два проклятых клинка, как по волшебству, остановили их, отразив десятки ударов и ответив только двумя, но точными. Упал, захрипев, Стороженко. Выронил саблю Мороз, зажал рассеченное лицо и опустился на колени.
Татарин что-то выкрикнул, и еще пронзительнее засвистели его клинки, готовясь отмерить последнее мгновение жизни кому-то из козаков. И те отступили. Черепень тяжело упал на бок, перекатился, отодвигаясь подальше от визжащей смерти.
Огненноглазый чужак. Джинна. Это джинна, понял Приблуда и пожалел, что уже выпустил свою пулю, что теперь не сможет зарядить пистолет до самого конца схватки, каким бы он ни был.
Глаза татарина светились, Приблуда с ужасом заметил это и выставил перед собой саблю. Только восемь козаков стояли вокруг джинна.
Приблуда облизал губы. Он теперь видел в темноте, но это его не удивляло. Он видел лицо противника, его улыбку – он действительно улыбался, с ужасом понял Приблуда.
Они не смогут его победить. Не смогут. Одного за другим достанет этот страшный джинна козаков своими саблями. Одного за другим.
Черепень возился на земле, пытался зарядить пистоль. Джинна это заметил и сделал, не прекращая рубить воздух вокруг себя, шаг в сторону Приблуды. Еще шаг. Попытавшегося поднырнуть под клинок Страха он даже и не заметил вроде, просто сорочка козака вдруг стала черной, а сам он упал и замер в ковыле.
Еще шаг.
Вот и все. Все. Еще два таких шага, и джинна окажется прямо перед ним, перед Приблудой. И закончится первый поход. И последний поход, потому что других уже не будет. Будет боль, а потом смерть.
Луна вставала за спиной Приблуды, освещая клубы пыли, замершие и еще трепещущие окровавленные тела, сверкая на саблях джинна.
С клекотом сверху, из звездной темноты, упал орел. Джинна отмахнулся клинком, птица мелькнула у него над головой и снова исчезла во мраке.
Джинна ощерился, на губах его выступила пена, как у бешеного пса.
Снова заклекотал орел, джинна замер, обернулся на крик и в этот момент низко, над самой землей, мелькнуло тело волка. Хруст, крик боли – джинна упал лицом вниз, не выпуская оружия. Он еще не сдался. Его еще не остановил волк, рвущий тело.
Джинна нужно было только повернуться, один раз взмахнуть саблей... И это ему удалось – почти удалось. Сабля, сверкая в лунном свете, поднялась вверх, замерла, но хищная птица впилась когтями в руку, пригвоздила ее к земле.
Только теперь джинна закричал, тоскливо и страшно, прощаясь с жизнью. Волк прыгнул ему на спину, зубы сомкнулись на шее. Раздался хруст – ноги и руки джинна дернулись одновременно и ослабли. Орел отпустил руку, медленно отошел в сторону, лег, превращаясь в бесформенную груду перьев.
Груда потекла, словно воск в огне.
– Помоги, – попросил Черепень.
