реке Угре», с ходу разбил две витрины, видимо, тутти-там, чтобы создать необходимую атмосферу, затем схватил Лан-Рина за шиворот и потребовал, чтобы он сказал, где его деньги, тутти-ту.
Вереск что-то проворчал.
– Что ты сказал? Я из-за отсутствующего глушителя ни хрена не слышу! – заявил Атаниэль.
– Я сказал, что после того, как ты потребовал деньги, я хотел выйти из помещения, чтобы не участвовать в грабеже! – отозвался недовольный маах'керу. – Мне показалось, что это слишком нечест-но – забирать деньги у маленького, слабого и несчастного Часовщика, да еще втроем.
– Не такой уж он и слабый, – возразил Иво, вспомнив юркого и на удивление сильного Лан-Рина.
– Мы это уже поняли, тутти-ту, – ответил c сарказмом Маж. – Так или иначе, но Вереск остался и попросил, чтобы Часовщика не били и дали ему возможность оправдаться. Лан-Рин сказал, тутти-там, что его заставил участвовать в деле Тек-Чат, у которого на Лан-Рина имеется компромат, кроме того, они какие-то дальние родственники и отказаться не было никакой возможности, тутти-ту. Лан-Рина подвела жадность – когда мы пришли, он выгребал из столов и витрин последние телефоны и батарейки, притом что, насколько я понял, тутти-там, магазин он арендует и давно уже не платил хозяину.
– Атаниэль отпустил Часовщика по моему требованию – я думал, что он все равно никуда от нас не денется, – с легким чувством вины добавил Вереск. – Лан-Рин начал торговаться, предлагал нам вначале десять тысяч долларов, потом двадцать, потом тридцать. Я сказал, что он получил от сатра шестьдесят тысяч, и он согласился отдать нам шестьдесят при условии, что остальные его деньги мы не тронем.
– Атаниэль хотел забрать все, тутти-ту, – рассмеялся Маж, обращаясь скорее к Иво. – Но Вереск не дал, сказал, что мы не грабители. Лан-Рин достал ключ, подошел к сейфу, попросил отвернуться. Все, тутти-там, в том числе и Вереск, отказались.
– Не стоит путать честь и идиотизм, – прокомментировал маах’керу. – Впрочем, выяснилось, что мы все равно ошиблись. Лан-Рин, открывая сейф, то ли что-то нажал, то ли активировал заклинание. На нас упал потолок.
В этот момент Атаниэль въехал в какой-то глухой двор, проследовал в дальний его угол и осмотрелся – никого вокруг не было, от единственного въезда их закрывали деревья.
– Вроде бы никто нас не преследовал, – сказал он. – Итак, причиной моей амнезии является рухнувший потолок?
– Да, тутти-ту, – усмехнулся Маж. – На самом деле это был просто слой штукатурки в пару сантиметров толщиной. Ты, как самый высокий, тутти-там, принял основной удар, Вереск успел упасть на колени и получил совсем немного, я гораздо ниже вас и потому вообще отделался парой царапин. Но когда посмотрел на Лан-Рина, тутти-ту, его уже не было, сейф открыт, внутри лестница вверх ведет. Я думал туда влезть – но там какое-то хитрое заклинание стоит, подробно рассматривать времени не было, тутти-там, и всякое желание преследовать Лан-Рина пропало…
– Дальше я расскажу, – вмешался Иво. – Он вылез через окно первого этажа, невидимый. Я заметил его тень и попытался остановить, но он верткий, как черт, кинул в меня «заморозку», еще что-то пытался сделать, при этом тащил две сумки. Если бы не милиция, не знаю, кто бы победил.
– Один на один он мог одолеть любого из нас, – заявил Вереск. – Он абсолютно бесчестен.
– Я тоже, – небрежно заявил Маж, – когда дело касается – врагов.
– Но он старше и опытнее, – настаивал Вереск. – Иво говорит, что «желтый» применял магию, а с нами прикидывался бедным-несчастным. То есть он четко знал, когда и что делать, у него были и отработанные схемы ухода. Если бы не жадность, он давно уже был бы далеко. Впрочем, он и так наверняка ушел от вашей полиции и унес свои сумки.
– Одну, – заметил Иво. – Вторая вот.
Он ткнул пальцем в спортивную сумку с надписью «Рибок».
Маж тут же заинтересованно потянулся к ней и расстегнул – молнию.
В сумке было три отделения – в самом большом лежала одежда на рост маленького Часовщика. Причем он явно собирался куда-то, где в июле холодно – теплый пуховик, два комбинезона, две пары мокасин. Было здесь и термобелье, и тренировочные штаны, и несколько маек.
Во втором, поменьше, лежали два блестящих от смазки пистолета, несколько обойм к ним и ракетница с набором ракет. В третьем находились два комплекта документов – паспорт обычный и заграничный, водительские права. Один комплект был на имя Леонида Аринина, второй – на имя Леона Тер-Аганяна.
Под паспортами в третьем отделении нашлась небольшая шкатулка с двумя десятками мутных камушков.
– Алмазы, – сразу определил Атаниэль. – Неограненные. Самый большой – карат на пятнадцать, наверное. Если сделать из него бриллиант, тысяч на сто долларов потянет, может быть. Хотя я не большой специалист, вот к дяде Равэлю со всего СНГ приезжают консультироваться, он эти камни и знает, и чувствует, и баек про них рассказать может сколько угодно.
– Что может стоить эта кучка, тутти-ту? – поинтересовался Маж.
– В таком виде, да еще без контактов? Пулю в лоб. Точнее, четыре пули – я ведь с друзьями! – Атаниэль расхохотался. – Алмазы – это закрытый рынок, от них вообще-то легко с ума сходят. Даже опытные ювелиры, бывает, трогаются. Дядя Равэль никогда без алмаза спать не ложится, обязательно под подушку положит, привыкает к нему, разговаривает с ним. А попробуешь сказать, что это же так, просто камушек – и видно по лицу, что собирается тебе в морду дать, вот только пальцы повредить боится.
– И что? – спросил Иво. – Их нельзя продать какому-нибудь Часовщику?
– Атаниэль прав, тутти-ту, вход на любой закрытый рынок чреват быстрой смертью – и неважно, что ты продаешь – наркотики или оружие, уран или краденые чертежи нового двигателя, тутти-там. Тебя должны хорошо знать, иначе риск слишком велик и проще после сделки тебя убить. И проще, тутти-ту, и дешевле. Один камушек можно было бы сбагрить по дешевке, но за партию краденых алмазов немногие могут заплатить, тутти-там, а те, кто может, тебе не понравятся. У «Ложи Петра и Павла» есть подобные контакты, и они занимаются в том числе и самой разной контрабандой. Я точно знаю, что когда дело касается одноразовых сделок, они предпочитают устранять контрагента.
– И что теперь, выкинуть их, что ли? – возмутился Иво.
– Нет, конечно, – ответил Атаниэль. – Когда разбогатеем, отдадим их дяде Равэлю в огранку, а потом сделаем каждому по перстню.
– А дядя Равэль не купит их у нас? – поинтересовался Вереск.
– Дядя Равэль – ювелир, а не миллионер, – ответил элохим. – У него четыре дочери и два больших кредита. И, что характерно, ни одного собственного алмаза или бриллианта, хотя он их любит больше, чем дочек.
На этом разговор иссяк.
Иво занялся собственной внешностью. Использовать парик для маскировки больше было нельзя, он привлекал внимание гораздо сильнее, чем сам воспитанник слаш, поэтому пришлось его снять.
Впрочем, и альв смотрелся не особо – обычная его дымка скрывала Мажа от взглядов весьма условно, сквозь нее можно было понять, что ее обладатель побывал в переделке.
Лучше всех из четверки выглядел Вереск – подросток-оборотень то ли умудрился хорошо отряхнуться, то ли просто был из породы тех, кто может пройти по грязи, не замарав ног.
Хуже всех пришлось Атаниэлю. Именно об его макушку раскололся хоть и не толстый, но тяжелый слой штукатурки. Иво подозревал, что если бы такая штука упала на него, он бы умер прямо там, – а элохим был еще в состоянии вести машину и вполне осмысленно разговаривать.
– Надо искать квартиру для базы, тутти-ту, – сказал наконец Маж. – Даже если мы ночью найдем источник Феофана, в чем я до сих пор сильно сомневаюсь, после долгого заплыва мы все устанем. А если, тутти-там, ничего не найдем да еще полночи от погони удирать будем, то потом свалимся прямо на улице.
– Я позвоню, – сказал Атаниэль.
– Кому? – полюбопытствовал Вереск.
– Трориэлю, это бригадир моих альпинистов, парень надежный и многим мне обязан, – элохим уже набрал номер и приложил трубку к поцарапанному уху. – Алло, Трорище? Привет еще раз!
– Тек-Чат тоже тебе многим был обязан, – проворчал Вереск.
Тем временем Атаниэль попросил Трориэля прислать эсэмэску с контактом агента по
