недвижимости.
Через минуту элохим набрал полученный номер и за десять минут подобрал два варианта жилья – трехкомнатную квартиру на Исаакиевской площади и большую мансарду на Суворовском проспекте рядом со Смольным собором. Оба варианта стоили запредельных денег, но Атаниэль заявил, что в данный момент это не имеет значения.
– Смольный – территория дейвона, клан Раджаш, тутти-ту, – сказал Маж. – Ты уверен, что у нас не будет с ними проблем?
– Они сейчас в силе, подвоха не ждут, – пояснил элохим. – Между ними и «Ложей» граница по Фонтанке, вот около нее – не особенно спокойно. Но в глубине, к тому же в стороне от штаб-квартиры клана, совершенно спокойно. Так что поехали, пристроимся.
Но вскоре стало ясно, что «шестерка» умерла внезапно и окончательно.
Иво и Вереск минут десять толкали ее вокруг детской площадки, изучив все выбоины в асфальте, но машина только натужно чихала, отказываясь заводиться. Маж отметил, что это, наверное, даже и к лучшему – машину уже видели, энергии на постоянную маскировку ни у него, ни у Атаниэля нет, а значит, передвигаться на старых «Жигулях» слишком рискованно.
Элохим еще раз позвонил своему бригадиру, и тот нашел для них телефон такси.
Пока ждали машину, Атаниэль пытался разобраться в проблемах «Жигулей», поминутно поминая разработчиков этого драндулета, их родителей, родственников и домашних животных.
Иво поглаживал в кармане «цветок», слушал разговор оборотня и альва и только постоянным усилием сдерживал себя от того, чтобы не провалиться в сон. Маж выяснял у Вереска, где и когда тот успел научиться водить автомобиль, и как получилось, что маах’керу, который обязан быть вспыльчивым и недоверчивым, так хладнокровно ведет себя.
Канадец сухо и без деталей рассказал, что его отец был убит в стычке с сатра еще до его рождения – тогда появился новый источник на территории, которая давно считалась спорной. Мать погибла, когда Вереску было десять лет. Опекуны, которых назначила хранительница закона, предполагали, что Вереск отслужит пару лет в армии, а затем пойдет работать в полицию. Там ему помогут занять определенный пост в нужном районе, чтобы он получил все необходимые связи и опыт.
– У меня жизнь лет до сорока расписана была по минутам, – то ли жаловался, то ли хвастался Вереск. – Ну, и учили соответственно – магия, компьютер, физическая подготовка, борьба, управление автомобилем и мотоциклом. Хранительница разговаривала со мной всего несколько раз. Как я понял, у нее в свое время были натянутые отношения с моим отцом, и она хотела избежать таких же со мной, поэтому я должен был жить вне стаи и при этом приносить максимальную пользу. А однажды я уснул дома, в кровати, а проснулся в тесном ящике. Перед этим нас крепко прижали дейвона из клана Маркан, было несколько столкновений, постоянно то переговоры, то погромы, то вылазки – в последних двух я участвовал, но как-то все бестолково. И я почти уверен, что на нас напали и меня просто взяли в плен. Но не исключаю, что хранительница закона продала меня.
– Нереально, тутти-ту, – заявил альв. – Чтобы маах’керу продала своего? Не верю.
– У меня незадолго до этого был с ней разговор. О том, насколько я верен стае, готов ли пожертвовать своей жизнью ради благополучия остальных, ну и тому подобное. В личной беседе я с ней немного поспорил, она словно специально пыталась меня взбесить, про мать гадостей наговорила… Я потом еще решил, что у нее и так все сложно, просто не сдержалась. А теперь вот уже не уверен, не пыталась ли она тогда саму себя убедить, что я – чужой для них.
Водитель подъехавшего такси поначалу отказался пускать в новенькую «Нексию» грязных и исцарапанных пассажиров, вытаскивавших разномастные сумки из ржавой «шестерки». Но после недолгого торга согласился, что чистка салона не может стоить слишком уж много.
Иво всю дорогу клевал носом.
Хозяйка квартиры около Исаакиевского собора, пожилая джинна, едва увидев у порога четверку кое-как приведших себя в порядок ребят, молча сделала перед собой крест из перечеркнутых рук.
– По-моему, нам не рады, тутти-ту, – констатировал альв, как только перед ними закрылась дверь.
– Она знает, кто мы, – согласился Вереск.
– Не повезло, – философски отметил Атаниэль. – Ей не повезло. Она не получит те деньги, что мы готовы были ей отдать, а ведь могла бы хорошо поторговаться.
Таксист ждал внизу. И снова Иво боролся со сном, пока они ехали, а потом тащил вверх самую легкую ношу – саквояж, добытый Вереском.
Здесь хозяином был обычный молодой мужик, который слегка смутился, увидев четырех парней, но не показал вида, а просто попросил внести залог больше оговоренной суммы. По звонку через двадцать минут подъехала агент, быстро подписали все документы, некое количество долларов перекочевало из рук Атаниэля в руки агента. Та сразу же отсчитала свою долю и отдала остальное хозяину мансарды.
Иво не успел рассмотреть помещение как следует – едва Вереск закрыл за хозяином дверь, как воспитанник слаш скинул с себя куртку, рубашку и джинсы. Даже не умываясь и едва успев положить «цветок» под подушку, как рекомендовал хозяин артефакта, он залез на высокую, почти метр от пола, кровать и мгновенно уснул.
Еремей шел между всходов, время от времени наклоняясь и выдергивая сорную траву. Сколько ни борони землю, в первый раз вспаханную, сколько ни переворачивай пласты, а все травы не выведешь, и еще не один год придется выдирать их.
Он знал, что болотник наблюдает за ним из леса, так же как знал и то, что Рел-Наг гордится своим умением бесшумно передвигаться по чащобе. Гордится ошибочно, но разочаровывать его человек не спешил.
Теперь Еремей знал, что забрался в глухие леса к северо-востоку от Пскова, и до ближайшей деревеньки здесь было едва ли не двадцать верст через трясины и чащобу. Особой тоски по людям он не испытывал, разве что хотелось порой увидеть вдалеке девку, идущую за водой.
Не потискать, не полюбиться на сеновале, а именно увидеть издалека. Как идет, словно плывет, невидимо перебирая ножками под длинным сарафаном, чуть склонившись вперед от небольшого веса двух пустых ведер на коромысле.
Этот морок особо часто возникал перед внутренним взором Еремея вечерами, когда он лежал на набитом прошлогодним сеном тюфяке в тесной землянке.
Болотники обещали помочь справить дом. Ну, скорее даже не дом, а так, домишко, и с печью пока тоже не разобраться было. В первое время придется в холодные ночи топить по-черному, а вот осенью Еремей рассчитывал поставить нормальную печь. Он уже разведал, где есть неподалеку хорошая глина и обстукивал сухостой, выбирая дрова для обжига кирпичей.
– Чего задумался? – поинтересовался Рел-Наг, выходя наконец из леса. – Чего закручинился?
– Да вот думаю, что это вы меня зимой подобрали да выходили, – слукавил Еремей.
Болотник наклонил ушастую голову, искоса глядя на человека.
Вопрос этот они обсуждали не раз, но человек так и не поверил тому, что ему говорили.
– А если я скажу правду, отстанешь? – спросил наконец ушастый нелюдь.
– Отстану, – кивнул Еремей.
– Небо коптить оставили оттого, что тебя использовать можно и нужно. Ты колдун, волшебник, – заявил Рел-Наг. – Молчи уж, что встрепенулся? Сам пока не знаешь, но в предсмертии прозрел, увидел нас такими, какие мы есть. А нас из Пскова выгнали, когда источник наш магический погас да мы на соседей вскинулись… Побили нас изрядно, не все пережили прошлое лето, а уж до этих диких мест добрались и вовсе малым числом. Здесь бабка раньше жила, ведьма, вот на слухи про нее мы и пришли, – а она лет десять как околела уже. Но источник ее магический, слабенький да в месте неудобном, остался. Ну, мы здесь и осели.
– В Пскове жили? – усмехнулся мужик. – Скажи еще, в Питербурх к царю Петру кланяться ездили! Кто ж вас, ушастых да носатых, в город пустит?
– А никто нас такими не видит, – пояснил Рел-Наг. – Кроме тех, кто магию пользует. Вот ты год назад ни в жизнь бы не признал во мне нелюдя, а увидел бы мелкого мужичка, обычного, на каком и взгляд не остановится.
– Ну, положим, не врешь, – с сомнением отозвался Еремей. – И даже положим, что я – колдун великий,
