Манти и мистер Сэмюэль Пирсон.
— Я рада, — сказала миссис Мак-Манти, обращаясь к Сапегину, — оказать гостеприимство советской делегации хоть на сто лет! Нет, серьезно, если вы захотите остаться в Америке, вы можете рассчитывать на мое гостеприимство.
Профессор Сапегин поклонился и сказал:
— Разрешите просить вашей поддержки сейчас же?
— О! — воскликнула миссис Мак-Манти, задержав от неожиданности руку Сапегина в своей.
— Я просил бы вашего содействия, чтобы освободить наш багаж, арестованный в таможне.
Миссис Мак-Манти выпустила руку Сапегина и вопросительно посмотрела на Пирсона. Тот мановением пальца подозвал худого, долговязого джентльмена с длинным, острым носом и глубоко сидящими, близко поставленными глазами. Когда тот поспешно приблизился, Пирсон сказал:
— Лифкен, займитесь гостями.
Лифкен отрекомендовался заместителем заболевшего Аллена Стронга. Он пригласил гостей следовать за собой. Перед ними открылся огромный, просто необъятный зал. Он был отделан резным старым дубом с позолотой. На стенах висели старинные французские и английские гобелены. Потолок был из черного дуба с нарисованными на нем охотничьими сценами. У стен стояли драгоценные вазы, собранные со всего света.
— Вы знаете, как старик Мак-Манти говорит о своих коллекциях, — начал Лифкен доверительным тоном. — «Не называйте меня коллекционером, я просто подцеплял вещи везде, куда случайно попадал, будь то Рим, Константинополь или Токио».
Сапегин и его спутники промолчали. Было очевидно, что Лифкен хочет войти в доверие к советской делегации. Также было совершенно очевидно, что он не спешит их знакомить с другими учеными.
Советская делегация старалась угадать в толпе гостей ученых-делегатов, но это было очень трудно. Здесь было двести «ближайших друзей» миссис Мак-Манти, приглашенных, чтобы «развеселить ученых медведей и горилл». Вот почему рядом с ярко нарумяненными и накрашенными женщинами, одетыми с вызывающей роскошью, стояли не слишком элегантные биржевики.
Второй зал был обтянут тяжелым бледно-красным бархатом, затканным золотыми листьями, пестрыми цветами из шелка и усеянным блестками. Все это было очень дорого, но аляповато. И здесь гости, держа в руках бокалы и крошечные, на два глотка, «дипломатические» сэндвичи, говорили больше всего о торговле. Терпению Сапегина наступил предел.
— Я прошу вас, — обратился он к Лифкену, — познакомить нас с делегатами конгресса. Что касается этого дома-музея, то мы вполне удовлетворены виденным.
— Не знаю, не знаю! — поспешно отозвался Лифкен. — Я бы не рекомендовал вам встречаться с американскими учеными, если вы не хотите доставить им неприятности…
— В свободной Америке?
— Секреты ученых принадлежат не им, а фирмам, у которых они работают. Общение с «красными», — тут Лифкен улыбнулся, стараясь смягчить резкость слов, — не поощряется.
Анабелла Мак-Манти приблизилась со своей свитой к группе гостей.
— О, профессор де Бризион, скажите для радио несколько слов об Америке и предстоящем конгрессе, прошу вас!
Молодой человек держал микрофон перед представительным стариком во фраке.
— Мадам, вы — это Америка! Величие вашей фамилии мы видим и в радушном гостеприимстве, и в огромных ассигнованиях на науку, и в убранстве вашего дворца. Вы — это Америка! Добрая воля может делать великие дела, и я не сомневаюсь в успехе конгресса, раз он находит поддержку у вас, мадам!
— Ах, как я люблю слушать французов! — сказала, милостиво улыбаясь, Анабелла Мак-Манти и направилась к советской делегации.
— Нет, я прошу не вас, профессор Сапегин, — начала Анабелла Мак-Манти медоточивым голосом: — Мы хотели бы получить интервью от представителя вашего молодого поколения, от юного советского ученого… Вот от вас, например… — Она обратилась к Роману Крестьянинову, вопросительно взглянув на Пирсона. Тот чуть заметно кивнул головой.
Роман удивленно и вопросительно посмотрел на профессора. Сапегин сказал:
— Мы рады предоставить слово представителю нашего молодого поколения.
— Как вам нравится мой замок? — спросила хозяйка.
— Я желал бы каждой американской семье иметь такой дом! — невозмутимо ответил Роман.
В толпе послышался сдержанный смех.
— О! Но это совершенно невозможно! Фасад нашего дома — точная копия итальянского палаццо XVI века. А залы — это же уникум и стоят кучу денег! весело воскликнула миссис Мак-Манти. — А кто же будет работать?
— Мы считаем мирный труд делом великой чести, если он направлен на благо народа!
— О, это слишком учено! А какие вам больше нравятся американки брюнетки или блондинки? А? Признавайтесь! — И она шутливо погрозила жирным пальцем, украшенным кольцами. — Или вам не нравятся ни американки, ни Америка, а?
— Молодой советский ученый, судя по его удивленному виду, чувствует себя как «янки при дворе короля Артура» из романа Марка Твена, — сказал рослый мужчина с бородкой. Он тут же представился: — Чарльз Грейс!
Это был Перси Покет. Он явно хотел понравиться делегатам.
— Мы не вмешиваемся во внутренние дела других стран, — отпарировал Роман.
— Вы хотите сказать, что янки (хозяйка не читала Марка Твена) вмешиваются во все дела других стран?
Перси Покет начал было: «В романе Марка Твена…», но миссис Мак-Манти властно махнула ему рукой, и он замолчал.
— Да, — сказала она, — мы вмешиваемся, чтобы облагодетельствовать народы. Мой муж дает миллионы на Институт Стронга. Он помог организовать этот всемирный конгресс, чтобы покончить с вредными жучками и болезнями во всем мире. О, вы еще оцените его заботу!
— Мы всегда высоко ценили и будем ценить всех, кто борется за мир, сказал Роман.
— Но все это очень учено, очень умно. Благодарю вас! — И миссис Мак-Манти поспешила со своей свитой к следующему гостю.
Было людно, шумно, бестолково и скучно. Стоя у столов, гости изрядно прикладывались к напиткам. Лифкен по-прежнему ни на секунду не оставлял советскую делегацию, стараясь изолировать ее от других ученых. Но, несмотря на все его усилия, советские делегаты оказались в кольце ученых. Завязался оживленный научный разговор. Вокруг гостей из СССР собиралось все больше народу. Другие залы пустели. Тогда Сэм Пирсон попросил у делегатов конгресса и гостей минуту внимания и сказал короткий спич, выразив надежду на плодотворную деловую деятельность конгресса. Это был сигнал. Гости стали расходиться, прощаясь с хозяйкой, стоявшей на той же площадке.
На следующий день все газеты поместили подробнейшее описание приема у Мак-Манти. Были приведены речи гостей. Текст беседы с Романом Крестьяниновым почему-то помещен не был. О нем было только упомянуто.
— На конгрессе будет жестокий бой, — сказал профессор Сапегин — и не ошибся.
В одном из покоев дворца Мак-Манти закончилось оживленное совещание. Пирсон перед возвращением в Нью-Йорк заслушивал доклады экспертов о состоянии экономической войны в области сельского хозяйства. Он сидел на краю стола, вертя в длинных пальцах сигару. Время от времени Пирсон подносил ее к носу и шумно вдыхал острый запах табака. Движения его были нервозны. Его раздражала и тревожила деятельность коммунистов. Они разоблачали маневры подручных Пирсона. Они называли вещи и события их именами. Они пробуждали народы, организовывая их на противодействие планам американских монополий. Они обвиняли Пирсона и его единомышленников в разжигании войны. Коммунистов всего мира и им сопутствующих воодушевлял пример Советского Союза.
Эксперт по Советскому Союзу доложил о такой огромной производительности сельского хозяйства, что она сама по себе срывала планы экономической войны.
