Пирсон швырнул сигару в сторону и, нагнувшись, взял со стола колос ветвистой пшеницы академика Лысенко.
— А почему же наши американские специалисты этого не изобрели? — едко спросил Пирсон. — Огромное увеличение урожайности на полях совхозов и колхозов угрожает мировой продовольственной конъюнктуре, а тут все новые и новые изобретения!
Специалисты молчали.
— Можете уйти и подумать, — не скрывая раздражения и презрения, сказал Пирсон.
В комнате остались только Пирсон и Дрэйк. Пирсон нервно теребил колос пшеницы.
— А много у большевиков таких сюрпризов?
— Немало, — устало ответил Луи Дрэйк, безнадежно опустив голову.
Пирсон разозлился:
— И это говорите вы, на которого я делаю ставку, мне, своему патрону! Мальчишка, щенок! — закричал он багровея.
Он долго кричал, бранил Дрэйка за плохую организацию разведки.
— Но ведь это Советский Союз, там нелегко работать нашим людям, оправдывался Дрэйк. — Вы же сами говорили, — продолжал он, — что, имея дело с Советским Союзом, не очень-то можно рассчитывать на страх и личный интерес, потому что у советских людей есть идейная убежденность.
— Отсюда я заключаю, — холодно заметил Пирсон, — что вы не справитесь с Сапегиным, несмотря на неограниченный кредит, открытый вам…
— Я убью его! — злобно закричал Дрэйк.
— У вас есть его три помощника, они молоды и неопытны, — напомнил Пирсон. — Захватите одного из них и выжмите все, что можете!
Колосья сломались в его пальцах, и он отшвырнул их на пол.
— А потом возвратить искалеченного или труп?
— Возвратите живого, но… больного «негритянской болезнью», — тихо ответил Пирсон. — Но пусть применят не «НБ-4001» — это уже разоблачено, — а «БЧ»!
Глава XIII
Правда путешествует без виз
С утра к зданию Института Стронга подкатывали все новые и новые машины. Гостей встречали президент академии Мак-Манти, вице-президент Лиги ученых и изобретателей Ихара и Арнольд Лифкен.
В коридорах и залах было людно и шумно. Всех привлекала огромная выставка возбудителей болезней и вредителей сельского хозяйства. Все, что можно было собрать: все летающее, ползающее, жалящее и пожирающее, все видимое простым глазом и видимое только в микроскоп, — все было представлено здесь и распределено по сельскохозяйственным культурам и странам света.
Одно из видных мест на выставке оказалось незанятым. Вместо экспонатов висел транспарант, завешенный игрушечным железным занавесом, объяснявший отсутствие экспонатов тем, что Советский Союз все скрывает. Это была первая атака противника.
Захватив с собой Егора, Максим Иванович Сапегин прошел к президенту академии:
— Почему советская делегация не была заранее извещена об этой выставке?
— Это само собой разумелось, — ответил президент. — Будь здесь сейчас ваши экспонаты, мы поместили бы их.
— Безусловно поместили бы! — поддержал подошедший Лифкен.
— Очень хорошо! — сказал Сапегин просто. — Мы привезли экспонаты. Нам их наконец выдали из таможни. Сейчас мы их расставим — это займет не больше двух часов.
Президент растерянно посмотрел на Лифкена. Поспорили. Президент куда-то вышел, видимо советоваться, и, возвратившись, дал согласие. Лифкену он шепнул, что Пирсон разрешил. Ведь транспарант с игрушечным железным занавесом уже сыграл свою роль. Вряд ли гости, однажды осмотрев выставку, будут возвращаться к ней только потому, что появились советские экспонаты.
Егор поспешил к друзьям с приказанием Сапегина срочно привезти ящики с экспонатами и сделать выставку. Молодых ученых не надо было подгонять.
Ящики были доставлены. Роман Крестьянинов, не дожидаясь, пока принесут лестницу, влез на стол и сорвал декоративный «железный занавес». Эскиз выставки был разработан раньше, но рассчитан на место втрое большее. Это создало некоторые трудности в размещении экспонатов.
Пирсон ошибся. Большинство участников конгресса уже толпились возле стендов Советского Союза. Они не только смотрели, но и помогали устанавливать экспонаты, оживленно обсуждая их. Особенно усердствовал пожилой загорелый толстяк с лысой головой, в больших очках. Да и было чем восхищаться! Для решения научной проблемы в буржуазных странах ученому требовалась целая жизнь, а в Советском Союзе исследование, повторенное десятками тысяч колхозных агролабораторий, на сотнях тысяч полей, многими тысячами энтузиастов, позволяло решать проблему за несколько лет.
Поражало все: и огромное участие государства в борьбе с вредителями не только в своей стране, но и в соседних странах, и новые биологические и химические средства борьбы. Такому размаху и деловитости могли позавидовать любые другие страны. Поэтому люди Луи Дрэйка все чаще пускали в оборот слово «пропаганда». Но фото свидетельствовали против них.
— Отложите устройство стенда до ночи — вы мешаете открытию конгресса, вы отвлекаете делегатов, — настаивал Лифкен.
— Мы заканчиваем через десять минут, — хладнокровно возразил Сапегин. Мы никого не удерживаем насильно.
— Все это очень, очень интересно! — запротестовали участники конгресса.
Особенно рьяно усердствовал тот же пожилой загорелый ученый. Лифкену пришлось уступить.
Так была отбита атака, но это была лишь первая атака.
Едва только профессор Сапегин отделился от толпы, чтобы издали бросить последний взгляд на установленные стенды, загорелый толстяк, слегка прихрамывая, подошел к нему:
— Я профессор Джонсон с острова Барбадос. Темный цвет кожи — результат действия лучей тропического солнца. Я белый.
— Очень рад! — Сапегин крепко пожал руку и, улыбаясь, сказал: — Ваше объяснение меня обижает. Ведь мы не расисты!
— О да! Я знаю, но… В последнее время часто приходится разочаровываться в людях… Простите, я имею в виду не вас… — Джонсон суетливо оглянулся и прошептал: — Мне совершенно необходимо поговорить с вами наедине.
— Я к вашим услугам, — серьезно отозвался Сапегин и добавил: — Вы не боитесь, что общение с советскими учеными может доставить вам неприятности?
Джонсон невесело засмеялся и, слегка хлопнув себя по правому бедру, сказал:
— Недавно отсюда извлекли две неприятности в виде куклуксклановских пуль. Это была прививка антибоязни.
Подошедший Лифкен помешал окончанию разговора. Совершенно игнорируя Джонсона, он пригласил Сапегина в зал.
— Берегитесь этой гремучей змеи! — тихо сказал Джонсон, следуя за Сапегиным.
Огромный зал был полон. Гости стояли даже в дверях. Именно для этой аудитории готовил свой доклад Аллен Стронг, но докладывал Арнольд Лифкен. Он выразил сожаление от имени устроителей конгресса по поводу болезни Аллена Стронга, пожелал ему скорейшего выздоровления и предложил послать телеграмму Стронгу. Все желающие могут ее подписать во время перерыва. (Конечно, эта телеграмма отправлена не была.)
