– Вот опять ты боишься правды. В правду нужно верить, потому что она есть то, что действительно будет! Как тебе еще это объяснить? Пойми, если ты веришь в то, что яма – это бугор, то обязательно окажешься в ней. Человеку нужно точно знать и верить в реальность, в то, что есть на самом деле, чтобы правильно жить, Каган!
– В моей власти засыпать яму и насыпать бугор. Даже не бугор, а горы! Понимаешь, ты, что будет так, как я хочу, как я верю!
– Ты веришь не в действительность, а в то, что ты сам перед собой насыплешь. Сколько можно все время насыпать и закапывать? Ведь это – очень трудно – все время создавать доказательства! Не проще ли просто признать очевидность и не стараться все время ее переделать, оправдывая ошибочность своей веры? Посмотри в свои глаза, – в них тоска и усталость тысяч лет отчаянного труда по непризнанию истины. Тяжело ведь…
– Уж не решил ли ты меня пожалеть?
– Да, мне жалко тебя. Ты без будущего. Как так можно жить?
– Безумец, как – ты сможешь жить, Михаил? Сколько будешь жить? Тебе ли меня жалеть? Себя бы пожалел, это сейчас более насущно! Пусть тебя спасет сын блудницы!
– Ты повторяешься…
– За кем?
– За теми, которые говорили Ему, прибитому на кресте – спаси себя сам, если ты Христос!
– Ну и ты спаси себя, если ты с ним!
– Прощай, Каган!
– Прощай, безумец! Страшно же тебе будет узнать, когда умрешь, что именно ты верил в ложь!
Михаил улыбнулся.
Каган встал и нерешительно махнул рукой, чтобы начинали. А что ему оставалось делать? Все уже заждались, беседа затянулась. Он понимал это. Как досадно, что нужно его казнить, ведь эти глупые люди стоят и ждут от него разрешения убить Михаила! Ах, с каким бы наслаждением он прогнал бы весь этот сброд и простил бы, поговорил бы еще с Михаилом! Но он, Великий, всемогущий Каган был не в силах это сделать! Прощать – удел слабых!
Почему он так не желал этой казни? Потому что Михаил почему-то никогда не ошибался. Он действительно ничего не врал. Ему можно было доверять. Его совет был всегда правильный. Неужели и сейчас он во всем прав? Нет, он не мог быть правым, и это хотелось доказать! Не хотелось отпускать этого руса в смерть с уверенностью в правоте. Необходимо было доказать обратное, пригласить Михаила лет через десять и спросить – ну что, кто был прав?
Каган не понимал – что с ним происходит. Ощущение того, что он делает непоправимую ошибку, не покидало его. Нужно было как-то остановить казнь. Что же придумать? Неужели он слабее этой толпы? Он не в силах остановить ее. Что же предпринять? Что, Господи?
Он с растерянным видом отошел от креста, к которому уже примеряли Михаила, но неожиданно для самого себя повернулся.
– Стойте! Стойте!
– Что, Великий Каган!
Он задумался. Все ждали от него каких-нибудь слов. Но он не знал – что говорить. Ситуация была глупой. Зачем он остановил палачей? Нужно что-то сказать, причем такое, что было бы уместно в этой ситуации. Уместно и значительно. Ведь он – Каган! Никто не должен усомниться в его решимости, в его правоте. Но как скрыть щемящую тоску, от которой хотелось выть? Как спасти этого человека, лежащего на кресте? Нужно взять себя в руки. Нужно стать Великим Владыкой! Он стянул со своей руки перстень с огромным рубином и протянул палачам.
– Приколотите его вместе с гвоздем к правой руке преступника. Я не расплатился с ним за службу!
– Слава мудрому и справедливому Кагану!
Он сел в
